Онлайн книга «Крик родившихся завтра»
|
– Это не наш метод, – покачал он головой. – Это годится там – от безысходности, безработицы. – У меня безысходность и безработица, – зачем-то ответила Наталья. Фил сунул ампулу в нагрудный карман ослепительно белой рубашки. Поправил темный-претемный узкий галстук. – И с первым, и со вторым разберемся. А вот с этим, – он прижал руку к карману, – придется разбираться самой. Он помолчал и странно сказал: – Представь, что у некоего человека есть способность понимать все языки мира. Все, какие есть, и все, какие только были в истории. Мертвые и живые. Примитивные и сложные. Естественные и искусственные. Любые. Как ты думаешь, на каком бы языке разговаривал этот абсолютный полиглот? Фил в своем репертуаре задавать парадоксы. Надеется ее отвлечь? – Не знаю. Ничего не знаю. На любом. Какая ему разница? – А мне кажется, что он будет немым, – сказал Фил. – Я бросила своего ребенка, – зажмурившись, сказала Наталья. Но даже жалости к самой себе не возникло. – Отказалась. Бросила. Презрела. – Ты это о Кюри? – Фил закурил. – Хочу тебя успокоить… – Она тоже являлась экспериментом. Зачатие в пробирке. Слышал о таком? Фил долго молчал. – Об этом обязательно говорить? – Ах да, не слышал. О таком не сообщат по радио и в «Науке и жизни» не напишут. А знаешь почему? Потому что кое у кого нет научных тормозов. Добилась мейоза – сливай в раковину и пиши статью об очередных успехах советской науки. Большинство бы так и сделало. Фил встал, и Наталье показалось, что он уйдет. Это бы ее не остановило – она бы плакалась в жилетку креслу. Но Фил всего лишь подошел к окну, открыл его и остался там стоять. – А у меня нет тормозов, Фил. Понимаешь? В чем угодно есть, даже в обычных бабьих штучках не тормоза, а тормозища, а в науке – нет. Вообще нет. Поэтому я… Подумаешь – зачатие! Холодное, в пробирке – без любви, хотя какая любовь – даже без животной страсти. Всё взвешено и рассчитано. А вот получить из этого комочка слизи живое и орущее – это да, прорыв в науке. Но в расчеты закралась ошибка. Как там… Ах да, тебя это не интересует. – Прекрати, – попросил Фил. Почти жалобно. Не всякий выдержит богатства чужого внутреннего мира. Со своим бы справиться. – Прости. Но скажи – зачем это всё? – Что? – Фил подвинулся ближе. – Всё, – упрямо повторила Наталья. – Наука. Знание. – Знание – сила, – сказал Фил. – Чушь. Многие печали. Ничего, кроме печалей. Пытка природы. Думаешь, можно доверять показаниям, полученным под пыткой? Мертвечина. – Я тебя не понимаю, – вздохнул Фил. – Знание – как вода. Из сказки. Бывает живое, а бывает мертвое. Не вредное. Мертвое. Но самое ужасное, что мы потеряли критерий, который мог их разделять. Отделять агнцев от козлищ. – Ты бредишь. Наталья замолчала. Молчал и Фил. Потом всё же сказал: – Он живет на мгновение назад. Чертова псина. Мы еще точно не определили, но несовпадение временных фаз подтверждено. Никто ничего не может объяснить. Почему воду пьет, корм жрет, а пули в него не попадают и голыми руками его не схватить? У нас даже аппарата нет, чтобы это описать. Грубо. Приближенно. Но эффекты! Великолепная физика! Великолепная физика. Великолепная физиология. Великолепная наука. Наталья шевелила губами, пытаясь пересчитать трещины на побелке. Почему-то ей казалось – сколько трещин, столько и людей, которых наука ухитрилась осчастливить. Хотя бы походя. Недокументированной способностью науки делать людей счастливыми. – В общем, я уговорил деда… хм, Николая Ивановича отменить свое решение. К черту Сорбонну, у нас тут дел невпроворот. А времени нет. Нет времени! Собака, живущая в прошлом, есть, а времени нет. Такой вот парадокс Эйнштейна, будь он неладен. 9 – Не снимай очки, – попросил Бравый. – Очки тебе очень идут. – Хорошо. Как прикажете, товарищ капитан, – Наталья разделась и теперь стояла перед ним, не очень понимая, что делать дальше. Бравый как-то нерешительно расстегивал пуговицы на кителе. Со стороны выглядело, наверное, смешно. Два взрослых человека, один из которых полностью голый, если не считать очки, а другой медленно переходящий в такое же состояние, собрались с вполне понятным намерением в комнате с расстеленной кроватью, но при этом ведут себя как сопливые подростки, впервые решившие попробовать то, о чем зубоскалят в подворотнях. Наталья подошла к постели, некогда имевшей полное право называться супружеской, откинула одеяло и легла. Заложила руки за голову и смотрела на Бравого. Тот отвернулся и возился теперь с галифе. Военная форма явно не способствовала адюльтеру. Наталья протянула руку и погладила Бравого по голой спине. – Ты знаешь, моя жена… бывшая жена никогда не снимала ночнушку. – Почему? – Стеснялась, наверное. Говорила, что голыми это делают только проститутки. – А ты и не настаивал. – А я и не настаивал. Он справился с галифе, стянул трусы и лег. – Но ты же настоял, чтобы я не снимала очки. – Я попросил. Наталья сняла очки и положила их между ними. – Считаешь меня проституткой? – Нет-нет, что ты! – Он даже сел. – Прости, не понимаю зачем вообще об этом заговорил. – Наверное потому, что никогда до этого не изменял супруге. – Проклятье, – Бравый дотянулся до кителя и достал из кармана сигареты. Долго и неловко прикуривал. – А мне можно? Или это тоже больше соответствует дамочкам легкого поведения? – Нет-нет, моя дымила как паровоз, – он отдал ей свою сигарету и достал новую. Наталья затянулась и собралась съязвить, что хоть в чем-то соответствует высоким морально-этическим стандартам жены советского офицера, то есть бывшей жены, но промолчала. Они усиленно дымили, стряхивая пепел в причудливую морскую раковину, которую Бравый уместил между ними. Преграда между двумя обнаженными телами только росла. Осталось поставить сюда еще радиоприемник и натянуть ночнушку, которой у нее не было, и наступит полная семейная идиллия. – Так и будем курить, товарищ, по одной? – Наталья загасила окурок. – К черту, – Бравый переставил раковину на столик. – Очки надень. – Это просьба? – Приказ. Она ничего не чувствовала. Как под местным наркозом. Трение слизистых оболочек, и всё. Она и раньше не отличалась темпераментом, но теперь совсем иное. Омертвление чувств. Обуздание инстинктов. Это ненормально, тем более что остальные реакции организма оставались в пределах нормы. Хотя что такое норма в постели? Лежать, раздвинув ноги, и смотреть в потолок? Бравый тыкался губами в щеку, мял грудь. Наталья хотела дождаться разрядки, но у соломенного вдовца долго не получалось. |