
Онлайн книга «Крик родившихся завтра»
– Давай попробуем по-другому, – Наталья осторожно похлопала Бравого по потной спине. – Что? Как? – Ляг. Вот так. Спокойнее. Ничего не делай, я всё сделаю сама. Судя по всему, жена Бравого держала его на позиционном сухом пайке – строго в ночнушке и строго на спине. – Ты где этому научилась? – почему-то прошептал Бравый. – В Париже. Был в Париже? – Почти. – Это как? – Сотню километров не дошел со своим батальоном. А съездить потом не удалось. – Неужели тамошние девицы не преподали юному воину-освободителю уроков любви где-нибудь на сеновале? – Перестань. Нет, не перестань, продолжай… До самого последнего мгновения Наталья ничего не испытала. Ни капли возбуждения, ни грамма страсти. Или так и должны себя чувствовать женщины легкого поведения? Оргазм – дело чересчур затратное. Особенно для женщины, которой природой предписано понести и девять месяцев взращивать плод. Слишком сложное мероприятие, чтобы расточать энергию на оргазмы. Мужчины – другое дело. Расходный материал эволюции. Без оргазма не пошевелится. – О чем думаешь? – Бравый ворошил ее короткие волосы. Пытался ухватить покрепче в какой-то мужской ласке. Не получалось. – Об оргазме, – призналась Наталья. – Где сигареты? А, вот. – Там действительно была одна француженка, – сказал Бравый. – Ничего особенного. Обычная деревенская дурнушка. Но симпатичная. – Только не надо рассказывать о своих бравых похождениях. – Нет-нет. Я был молод и глуп. Даже войны толком не видел – задел краешком. А то, что видел, не способствовало романтике. Он вдруг сел. – Ты чего? Не хочешь, не вспоминай. – Горы обуви. Горы детской обуви. Горы игрушек. Наталья погладила его. Он вздрогнул, но не обернулся. Не отстранился. – Столько лет прошло, а они перед глазами стоят. Как картинка. Кому только в голову пришло включить пацана, и войны-то не видевшего, в батальон связи? Связи… Аушвиц, Бухенвальд, Форт де Роменвиль – и везде нужна связь для следователей. Наверное, поэтому и включили – мальчишка, не озверел, не видел крови, значит, должен выдержать. Выдержать. Кто-то ведь должен делать и эту работу? – Прости. С этими идиотскими шутками… – Я виноват, – сказал Бравый. – Ужасно виноват. Наталья обняла его, прижалась крепче. Рука скользнула по животу. – Всё было хорошо, даже и не думай… Бравый вздрогнул от прикосновения. – Нет. Я не об этом. Дело в том, что это я открыл детей патронажа. Наталья замерла. – Открыл? Детей патронажа? О чем ты? – Форт де Роменвиль. Это не был обычный лагерь. То есть был, конечно же. Там в специальном отделении содержались детишки. Не очень много… Следователи долго не понимали, для чего. Точнее, понятно, что над ними ставились эксперименты. Странные эксперименты. Непонятное оборудование. Никаких записей. И свидетелей. Всех детей перед нашим наступлением… Почти всех. Но я нашел одного. Совершенно случайно. В той деревне… Дурак, какой же я дурак. Наталья слушала, а он говорил и говорил. Хорошо, что он не видел ее лица. Хорошо, что она не видела его. И ничего не чувствовала, ни ужаса, ни жалости. Только то, что из нее вытекало. Медленно, вязко, липко. А потом он спросил: – Можешь кое-что взять для нее? – Для Кюри? Наверное. Она любит книги. Если у тебя остались детские… Он резко встал и принялся копаться в шкафу, сбрасывая на пол картонные коробки. – Где же они? А, вот, нашел. Наталья приподнялась на локте. Бравый держал на ладонях, будто преподносил ей подарок, пару туфель. Красные, лакированные, с закругленными носками. Мечта любой девочки. – Дочка их не надевала. Коробки усеивали пол. Кое-какие открылись, высыпав содержимое – ботинки, сандалии, туфли, тапочки – яркие и пестрые. – Так ты возьмешь? У Натальи пересохло в горле. Пришлось кивнуть. 10 «Вход запрещен – предъявите допуск». Зеленые буквы на темном экране. А что она ожидала? Рабочая станция привычно гудела, непривычно отказывая ей в доступе к нужной информации. Конечно, можно попробовать свой доступ. Скоммутироваться с длинной цепочкой передающих центров – Бритва, Декадник, Гора, но сколько понадобится времени? И не факт, что доступ из Института экспериментальной медицины откроет хранилище Спецкомитета. Оставалось только закурить и разглядывать папки со статистическими отчетами по пятилетнему плану округа Абасири. Сбор лука и перечной мяты, выгон саке и животноводство. Много интересного, но ей совершенно не нужного. А нужен ей всего лишь набор цифр или, скорее, кодовое слово. И если это слово, то она вполне может его знать. Нечто сентиментальное. Из прошлой жизни. Например, ее имя. «НАТАЛЬЯ» «Вход запрещен – предъявите допуск». Или позапрошлой жизни – имя мамы. Один ответ. Наверное, это обидно. Имена двух самых дорогих женщин не удостоились чести стать паролем для доступа к документам особой важности. Хотя что она знает об отце? Сколько у него было этих женщин в тех далеких и безвестных гарнизонах, куда мама ехать отказывалась? Случалось ведь и такое. Редко, но случалось. Вот, например, еще имя: «КЮРИ» Вход запрещен, и далее по тексту. Слишком прямолинейно. Может, катакана? Пришлось сверяться с бумажкой, набирая индекс каждой замысловатой буквы, точнее – слога. Бесполезно. А времени в обрез. Скоро доза прекратит свое действие, легкий намек на эйфорию окончательно испарится и придется возвращаться. Трясущимися пальцами много не понабираешь. Внизу экрана зажглось окошечко: «ПЕРЕВОД?» Чего перевод? Наталья ткнула в клавишу. «ОГУРЕЦ» Вот так так. Кюри – не просто Кюри, и даже не Склодовская-Кюри, а всего лишь огурец. Овощ. Бесполезный, но популярный в садово-огородных товариществах. Такой зеленый, с пупырышками. Хорош в соленом виде. И малосольном. Нет, она знала, что местные имена что-то значат. Например, нечто поэтичное. Одинокая луна или Поющий ветер. Но Огурец? Есть в этом нечто унизительное. Больше похожее на кличку. Пальцы ощутимо дрожат. Сгиб локтя онемел, будто там кусочек вечного льда. Об этом тоже стоит подумать – что с ней происходит и почему. Но о себе думать всегда недосуг. А если говорить честно – страшно. Хорошо, перейдем всё же на числа. День рождения мамы. Промах. |