Книга Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд, страница 149 – Владимир Голяховский

* * *

Полковник доктор Ли должен был вскоре лететь в Москву на защиту докторской диссертации. Перед отъездом выпал свободный день, и он поехал к Великой Китайской стене, которую раньше не видел. Культурный человек, патриот, он знал и любил историю своей страны. Увидеть Стену было его давней мечтой.

Туристов в те годы почти не было, и Ли, в военной форме, одиноко ходил по широкому проходу. Стена была в запустении, многие кирпичи вывалились, дыры заросли лопухами. Несмотря на это, древнее сооружение поражало воображение своей грандиозностью. Строительство Стены началось в эпоху императора Цинь Шихуанди с 475 до 221 года до нашей эры, ее длина составляла 8852 километра. Стена служила крайней северной линией границы китайской цивилизации и способствовала консолидации единой империи, составленной из завоеванных царств. Участки Великой стены, которые сохранились, были обновлены в эпоху династии Мин в 1368–1644 годах. Ли старался представить себе, как она выглядела, когда была новой.

В это время он увидел, как подъехали два грузовика, из кузовов выскочили около полусотни молодых парней и девушек с кирками и молотами, по виду хунвейбинов. Они с криком принялись разрушать выступы стены.

Ли остолбенел, он не мог поверить своим глазам, подошел к одному, который казался старшим:

— Что вы делаете? Это же Великая стена, исторический памятник!

— Мы рушим все старое. Это всего лишь феодальный памятник ^[120].

— Кто вас прислал, кто велел вам делать это?

— Нам никто не указывает, мы сами решаем.

— Не смейте этого делать!

— А ты кто такой?

— Я полковник, армейский хирург.

— Ага, значит ты интеллигент и ты — за старое.

Подошли несколько хунвейбинов и с криком стали оттеснять Ли к краю Стены. Они хватали его за руки, некоторые пытались пинать ногами, он отступал и мог свалиться вниз.

— Мы тебя проучим, паршивый интеллигент, враг культурной революции!

Уже на самом краю стены Ли выхватил пистолет из кобуры, поднял кверху:

— Сейчас же убирайтесь или я всех вас перестреляю!

Оружия они испугались, попятились. Он наступал на них:

— Все по машинам и убирайтесь, иначе буду стрелять. Залезая обратно в кузова, они злобно кричали ему:

— Ну, погоди, мы тебя еще найдем и разоблачим!

* * *

На следующий день доктор Ли сидел в самолете на Москву. Все летевшие в СССР считались классовыми врагами и всех проверяли. В самолет с криком ворвались хунвейбины, стали раскрывать чемоданы пассажиров и проверять содержимое. У Ли нашли рукопись диссертации:

— Что это такое?

— Моя диссертация.

— На каком языке она написана?

— На русском.

— Значит, ты собирался лететь в Россию, чтобы везти туда секреты своей страны?

— В диссертации нет секретов, это моя научная работа по хирургии.

Один из них крикнул:

— Я его знаю, это тот самый, который прогнал мою группу со Стены.

Его окружили с криками:

— Ты пишешь на русском языке, на языке наших врагов!

— Ты пишешь научные работы, когда надо бороться против классовых врагов товарища Мао Цзэдуна?!

— Ты классовый враг! Мы пошлем тебя в «школу труда», там тебя научат настоящей работе.

Ли пытался, выкрикивая славословия Мао Цзэдуну, убедить их, что он сам горячий приверженец вождя, но его вытащили из самолета, сорвали с него погоды и орден Мао. Хунвейбины развели костер и бросили диссертацию в огонь.

— Что вы делаете? Это научный труд! Вы мракобесы! — Ли кинулся выхватить ее из огня, но его оттащили, били до крови по лицу «Цитатником» Мао и кричали:

— Вот единственный научный труд! — Ему всучили окровавленную книгу: — Учи, враг!

В группе других арестованных Ли связали руки, на головы надели острые колпаки, на шеи повесили таблицы «классовый враг» и с криком и бранью повели по улицам. Встречные испуганно опускали глаза и старались уйти в сторону ^[121].

Ли отправили в лагерь «Джайбиангоу», в голую западную пустыню провинции Ганзу — на «трудовое перевоспитание». Лагерь был построен много лет назад для содержания пятидесяти уголовников, но в нем содержалось более трех тысяч политических заключенных. Все были городскими жителями, интеллигентами, многие сидели целыми семьями, объявленные «правыми уклонистами», «ревизионистами» и «агентами капитализма».

Согласно статье Мао Цзэдуна «Замечания», такие лагеря назывались «школой кадров», в них интеллектуалы должны были проходить трудовое обучение. Таких «школ» по всему Китаю были тысячи, в каждом содержались тысячи заключенных, «обучались» бывшие высшие чиновники, генералы, офицеры, образованные люди и члены их семей. Еще сотни тысяч были сосланы в деревни для занятий «полезным трудом», фактически в качестве рабов.

День заключенных состоял из «трех третей»: треть — тяжелый физический труд, вторая треть — занятия теорией, во время которых они должны заучивать наизусть и повторять хором цитаты из «Цитатника», последнюю треть дня заключенные выступали друг перед другом: одни должны были «признавать свои ошибки», другие слушать и улыбаться. При этом жены обязаны были кричать на мужей и ругать их за «капиталистические» ошибки, допущенные в работе. В дополнение к этому всех заставляли заниматься самокритикой в письменной форме.

Заключенных кормили так скудно, что большинство умирали от голода. Другие умирали от непосильного труда, побоев и ужасного климата — летом от жары, зимой от холода. Как доктор, Ли старался хоть чем-то помогать больным, но у него не было ни лекарств, ни инструментов, ни разрешения лечить. Пока он сидел в лагере, из трех тысяч в живых остались только пятьсот человек ^[122].

Ли, один из самых молодых, выносил все более стойко. При всей жестокости существования из него не удалось выбить природный ум и прекрасную память. Он с горечью вспоминал, как в студенческие годы читал в Москве «Краткий курс истории партии большевиков», написанный под руководством Сталина. В нем рассказывалось, что многих русских интеллигентов после революции 1917 года обвиняли как «правых уклонистов», «ревизионистов» и «агентов капитализма». И доктор Ли все больше понимал глубокую связь между террором Сталина и Мао Цзэдуна. Он начал прозревать.