Книга Леди и Некромант, страница 82 – Екатерина Воронцова

Он вытащил из бороды бантик.

— В горах есть место и для иных мастеров… вот стеклодувы. Или гончары. Портные… шорники… выбирай.

— И ты выбрал?

— Шить у меня всегда получалось. Сначала штопал… стежки ложились ровней, чем у матушки. Это сочли добрым знаком…

…а заодно, как пить дать, вспомнили, что родился он под женской руной. Вздохнули. Смирились. Но не простили утраченных надежд, пусть Грен и не виноват.

Знаю.

Сама такая.

От меня не ждали того, что я стану гениальным мастером и принесу всемирную славу семье, но… мои родители были учеными. А я… в школе перебивалась с четверки на тройку. Я учила. Честно учила. И очень старалась стать лучше, но всякий раз почему-то выходило, что в самый ответственный момент выученное испарялось из моей головы, а вроде бы понятые, растолкованные отцом принципы решения задач вновь делались непонятными…

К седьмому классу родители окончательно утратили надежду создать из меня что-то путное.

— Я впервые ощутил истинный интерес к тому, что я делаю. Вот только, — Грен сгорбился. — Там… там ценят практичные вещи. Простые. Ноские. Прочные. Немаркие. А я… мне было душно в этом. Да, я мог сшить куртку, которая бы села идеально… или вот платье… мои сестры приходили ко мне, хотя в Брхвешвилле хватало портных. Но я лучше понимал их желания. А рубашки, рабочие камзолы… это все тоскливо. Потом я научился укладывать волосы… красить…

— И твои родные это не одобрили?

Грен кивнул и понурился.

— Богам пердь, а людям твердь. У нас имелись мастера. Для женщин. Даже не для женщин, для девушек, которые вошли в возраст невест… у женщин дом и хозяйство, а многие и помогают, что мужьям, что братьям. Мои сестры были неплохими огранщицами. А Трудельхайди бухгалтерией занималась… и вот я… со своими… Труди замуж собралась. И журнал выписала. Модный. Чтобы платье выбрать… а я как прочел, то понял, кем хочу стать. Мастером красоты…

Журчит вода, переползает из чаши в чашу. Ручейки тонки.

Канарейки наконец замолчали.

— Родные не обрадовались?

— Мягко говоря. — Грен огляделся. — У нас есть мастера, которые… скажем, создают фрески. Или скульптуры. Или… это считается красивым. И если бы я возжелал учиться у кого-нибудь из них… или вот скальдары. Владетели слов… но я и двух строк связать не способен.

Он стащил бантик с бороды.

— А это все несерьезно. Мне так сказали. Я же был юн и наивен. Полагал, что сумею им всем доказать. Я сшил платье для Труди. Я сделал ей прическу. И лицо сделал, хотя у нас мало используют… — он провел пальцами по векам. — Во всем Подгорном царстве не было невесты прелестней. И думаешь, это кто-то оценил?

— Думаю, что нет.

— Вот! — Он поднял палец с розовым круглым ногтем, в который вплавлена была половинка жемчужины. — Они решили, что Труди просто сама красивая. Платье да, понравилось. И ко мне стали идти, просить, чтобы я сшил еще одно… или два… или дюжину, но только таких, как у Труди. Они не понимали, что каждая из них особенная, что наряд, который идет одной женщине, на другой будет смотреться нелепо. И когда я отказывался их уродовать, уходили. Действительно, что может понимать подгорец в женской красоте? Родители были недовольны. По их мнению, я блажил и вообще… в мои-то годы пора приносить доход семье, а не сидеть у нее на шее.

— Сочувствую.

Я и вправду сочувствовала. И еще немного завидовала. Он ведь нашел именно то, чем хотел бы заниматься. А еще у него хватило смелости отстоять свое право на любимую работу.

Я же… единственный мой бунт — в одиннадцатом классе мне захотелось пойти в певицы — был подавлен быстро и беспощадно. Бабушка, естественно, моего блага ради, раскритиковала мое выступление на выпускном вечере.

Какая из меня певица?

Никакая.

И я поверила. Хотя… чего душой кривить? Не было у меня ни бессонных ночей, ни залитых слезами подушек, я, конечно, переживала, но… вяло?

Не пустили, и ладно.

— Тогда я решил, что если дома меня не ценят, то оценят на поверхности, — тот же палец ткнулся в небо. — Я надеялся, что люди не будут столь узколобы, как мои сородичи… в конце концов, у них же, в отличие от нас, есть понятие моды…

— А у вас нет?

Грен хмыкнул.

— У нас это ограничивается цветом лент, которых у каждой уважающей себя мастерицы есть полновесная дюжина. И одним летом все носят зеленые. А другим — синие. И не важно, что платья шьют по тем же лекалам, которыми пользовалась еще моя прапрабабка. И что лекала эти элементарны. Спинка. Полочки. И рукава. Что еще нужно платью? Кокетки? Вытачки? Помилуйте, к чему это баловство… а уж складки и драпировки и вовсе лишний расход ткани. И ткань желательно немаркую брать, чтоб в мастерской не припылилась. Шелк? Дымка? Атлас… ладно, для праздничного убранства еще можно. Только это праздничное шьется один раз в лет двадцать…

…да уж, представляю. Художнику от моды в таких условиях не развернуться.

— Я взял из семейной казны свою долю. То, что от нее осталось. И ушел. Я добрался до Каерни… и открыл свою модную лавку, но…

Он замолчал и раздраженно дернул себя за бороду.

— Прогорел?

— Да, — признался Грен, сутулясь еще больше. — Бежал от дыма, да упал в огонь. Никто не хотел идти к подгорцу. То ли дело альвины… они хрупкие и тонко чувствуют. А подгорцы? Что они понимают в красоте?!

Я погладила друга по руке. Его отчаяние было понятно.

И беззубо.

— Чем я могу помочь?

— Да ничем. — Грен шмыгнул носом. — Одно время я варил зелья… знаешь, если раньше у меня не получался элементарнейший раствор для протравки, то теперь я с легкостью создавал сложнейшие эссенции… но опять же, кто я? У меня не было грамоты алхимика. И разрешения. И… пришлось покидать город быстро… благо Тихон помог… да… он меня понял. Сам такой. Думаешь, многие альвины возятся с механикой?

Не думаю.

Я уже поняла, что компания, в которую мне получилось попасть, весьма странна даже по местным меркам. Что ж, я всегда уважала чужие странности.

— Так и пошло. Я делаю вид, что механик… он накладывает альвинийскую печать на мои зелья.

— Это то, что мы…

Грен потянул себя за бороду и, покраснев густо, признался:

— Да… не думай, там не было чего-то… запрещенного. То есть по-настоящему запрещенного.

— Ага. — Я долила лимонада и перевела взгляд на плетеную клетку с канарейками. — Только слегка запрещенное… давай уже, договаривай.

Неспроста из всех заведений мы выбрали именно эту кофейню. Или это не совсем чтобы кофейня? Главное, Грен привел меня сюда целенаправленно. И теперь мы с ним кого-то ждем, кого-то из его прошлого, иначе он бы рта не раскрыл.