Книга Портрет с пулей в челюсти и другие истории, страница 48 – Ханна Кралль

Я вам сыграю эти инвенции.

Чудесные… Правда-правда, со времен Бартока никто не написал такой прекрасной вещи для фортепьяно.

Я вам поставлю его “Сонеты Шекспира”. Прекрасные, хотя чуточку однообразные.

А что с “Венецианским купцом”? Он говорил, что пытался заинтересовать им Английскую оперу, но они не захотели…”

И так далее.

Я читала это с неподдельной завистью.

Мне б хотелось, чтобы ты в возрасте девяноста лет рассказывал подобные истории: молодая красивая жена, музыка, стаканчик шерри… Именно такие разговоры должен вести старый музыкант погожим днем.

20.

Из твоих дневников:

Иерусалим, 2.12.1980

Проснулся… Снилось, что я похоронен в радиоактивной глине. У меня уже кожа на руках облезала, я показывал руки незнакомой женщине… Этот сон можно объяснить. Опасная кладбищенская глина – мое прошлое в гетто; последние две недели я погружался в него, потрясенный, и мне становилось все страшнее. Я заставил себя читать архив Рингельблюма ^[126], который привел меня в ужас, и повесть Войдовского ^[127] (на ту же тему), которую не в силах дочитать до конца. Только сейчас я начинаю осознавать, как мало знал, как тщательно меня оберегали от этого знания. И какой я был эгоист.

Кумнор, 14.1.1981

Только сейчас у меня появилось… зыбкое ощущение родства с умершими – не только с матерью, со всеми. Они мне кажутся намного менее мертвыми, а я – намного менее живым. И когда я вижу себя одним из них, моя судьба обрушивается на меня невероятным счастьем, почти неприличным, как будто я у кого-то украл свое спасение.

Каракас, 11.2.1981

(Я услышал во сне) голос немолодого немца (возможно, того самого любезного старого немца, дочь которого разрешила мне заниматься на своем пианино; я иногда вижу, как она хлопочет по дому, и вижу ее на фотографии – на этом самом пианино).

Du, da war noch etwas!

Ты, там было что-то еще!

За секунду до того, как проснуться, я почти увидел, ухватил мимоходом то, на что показывал немец: печи… много печей.

Мне страшно.

Я выскочил из кровати, упал на колени и молился Богу, прося спасти мою душу…

Играю К.488 (концерт A-dur Моцарта), завтра первая репетиция, значит, пора принимать валиум…

Я боюсь пятидневного отдыха в Майами на обратном пути. Что меня сразит ночью, одинокого, с моим подсознанием, в гостиничном номере?

ГОСПОДИ, ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ.

Мне страшно.

16.2.1981

К.488 вчера пошел очень хорошо! Я люблю этот концерт, и это было видно. Слегка приглушив первую часть, я успокоился, отчего каждый звук мог извлечь без спешки и без паники. Это сочинение кажется мне Мадонной, анданте – Пьетой…

21.

“…Настоящим распоряжаюсь, чтобы мое тело или любая его часть были использованы в медицинских целях соответственно положениям Закона о тканях человека, а также чтобы Организация, получившая мое тело, впоследствии подвергла его кремации за исключением моего черепа, который Организация должна передать Королевскому Шекспировскому обществу для использования в театральных постановках.

Подписано завещателем в нашем присутствии, а затем нами в присутствии…”

Ты подписался: А. Czajkowski. Впервые со времен Юрока.

22.

Может быть, хочешь знать, как ЭТО происходит?

Голова отделяется и подвергается мацерации.

“Мацерация” – профессиональный термин, применяющийся в анатомии. В XIX веке процедуру поручали муравьям, которым в этом деле нет равных. Голову клали в муравейник и – весной через неделю, а летом через четыре дня (летом муравьи более работоспособны) – вынимали чистехонький череп.

Сейчас голову после удаления мягких тканей (как глаза и губы) нагревают в емкости с водой при температуре не выше сорока градусов. Кипятить нельзя, чтобы не повредить тонких костей, самая хрупкая из которых – слезная кость. Она находится рядом с внутренним уголком глаза и имеет узкую борозду, по которой текут слезы. Кости обезжиривают бензином. Поскольку суставные сумки и связки ликвидируются, челюсть соединяют с черепом тонкой проволочкой.

Так это делают в Польше. В современном мире используют электрические контейнеры. Кафедра нормальной анатомии Варшавского медицинского университета как раз получила от швейцарской фирмы рекламный проспект. Там предлагаются мацераторы из хромо-никель-молибденовой стали, с двухлетней гарантией, за сто тысяч франков. У кафедры таких денег нет, поэтому, будем считать, тебе повезло – все, что нужно, сделано в Англии.

Твой череп передали Шекспировскому театру. Вначале его держали на солнце, чтобы он хорошенько высох и красиво побелел, а затем с ним сыграли “Гамлета”. После нескольких спектаклей выяснилось, что череп очень хрупкий; тогда его положили в коробку и спрятали на складе реквизита. Предварительно сфотографировав. Гамлет держал твой череп обеими руками, глядя в пустые глазницы. Вспоминая, как известно, Йорика, королевского шута, его выдумки, его куплеты, его смешные выходки.

Снимок увеличили и изготовили театральные афиши.

Ты знаешь, что в одном польском городе заключенные поставили “Гамлета”, написанного на тюремной фене?

Актер обратился к черепу с монологом:

Тебе нравится, правда?

Я уже вижу, как весело ты смеешься, представляя собственный череп в руках уголовника, отбывающего пятнадцатилетний срок. Не театру в Стратфорде череп надо было завещать, а следственному изолятору в Ополе.

– Никто этого Гамлета не любил, а ведь малому ничего другого не требовалось, – объяснял актер-рецидивист коллегам-заключенным в Ополе. Тебя это должно поразить: как проницательно и просто!

Зеленоглазый Пианист сказал, что в истории с черепом – весь ты: изобретательный, наглый, одержимый искусством и мечтающий остаться в нем навсегда.

Ни телом, “ни любой его частью” для трансплантации не воспользовались, потому что тело было поражено болезнью.