Онлайн книга «Месседж от покойника»
Потемкин прочел записку раз, другой. Увидел на столе пустую картонную папку, аккуратно спрятал листок туда. — Вот вам и причина, по которой я с вами доверительно говорил, Эдвард Грейслин, — сказал Потемкин вслух. — Как хорошо, что вы меня верно поняли. Для вас, думаю, это лучший выход. Поглядел на спокойное лицо умершего и вышел из комнаты. — Да, то самое, — подтвердил Глетчер через пятнадцать минут, завершив осмотр тела. — Правильно, что ты меня вытащил, не знаю, сумел бы я утром это установить или нет. — «Z-71»? — Он, любезный. Пустой шприц был у покойника в кармане. Позаботился Грейслин, чтобы до нас с тобой никто этот шприц не увидел… И Глетчер спросил ворчливо: — Ты небось здесь остаться захочешь? А мне домой надо. — Вызывай такси. Я оплачиваю. Глетчер вызвал такси и сел на балконе курить. Потемкин подошел, слегка обнял коллегу за плечи. — Ты же знаешь, без тебя у нас дела не раскрываются… — Подумал и уточнил: — Ну гораздо хуже раскрываются, чем с тобой. Сандра подъехала почти одновременно с такси для Глетчера. Потемкин вышел к ней на дорожку перед домом. — Это самоубийство. Тот же шприц, тот же яд. Я с Джинной без тебя не говорил. — Хорошо, сэр. Разрешите, я дыхание переведу — и начнем. * * * — Вас дожидается посетительница, — сообщили Потемкину, когда он в одиннадцать заходил в свой кабинет. — Ждет с девяти часов, ни с кем другим разговаривать не хочет. Потемкин, проходя, мельком бросил взгляд на яркую блондинку, сидящую на стуле в углу приемной. Не узнал сначала, но уже в кабинете сообразил: Лизетта, жена Петкунаса. Нажал кнопку селектора: «Просите!» Одна трудность — никогда не умел Потемкин верно обращаться с литовским фамилиями. Знал, что жена Петкунаса — примерно Петкунайне, но боялся ошибиться. А ошибаться в именах людей, с которыми имеешь дело, никак не следует. — Вы узнали меня? Выглядела Лизетта неважно. Трудно привыкать к новой ситуации, к новому положению, да и вообще — вся жизнь у нее теперь другая, и это на долгие годы. — Узнал. Не будете возражать, если я вас буду звать по имени? — Нет, конечно. Послушайте, я к вам на минуту. Лизетта раскрыла изящную сумку, лежавшую у нее на коленях. Достала небольшой предмет, завернутый в мягкую белую фланель. — Вот. Хочу вернуть. — Что это, Лизетта? — Леонас просил… Колье… Он мне сказал, где спрятал его, в саду у нас. Говорит, что хотел мне подарить, а потом, когда Грега убили, в нем какой-то сдвиг произошел. Все молился — в жизни ничего подобного с ним не было. И про это ожерелье — велел отдать вам сразу. «Эти вещи — говорит, — с кладбища, проклятые, от них только горе в доме!» Как будто я его просила о чем-то. Потемкин развернул сверток. Действительно прекрасная работа. Вертикальные золотые планки, на каждой — пять рубинов разной величины, соединяются между собой тремя затейливыми золотыми ветвями с узорными листьями… — Да, красиво. — Будь оно все проклято! Скажите, что будет с Лео? — Он сотрудничает со следствием. Так что все будет нормально, надеюсь… Насколько возможно. Потемкин отложил колье в сторону. — Лизетта, я не стану вас сейчас задерживать бумажной работой. Документы о добровольной сдаче колье придут к вам домой. Подпишете и вернете… Через полчаса была плановая встреча с Флемингом. Толстяк вошел в кабинет, как к себе домой, удобно расположился напротив Потемкина, заложил в рот ломоть сушеного манго. — Судя по тому, что вы позвонили мне в девять утра, у вас появилось что сказать? — И даже показать… Потемкин бережно достал из сейфа антиохийскую Чашу. — Хотите подержать в руках? — Еще как! Флеминг даже перестал жевать. Потемкин с удовольствием наблюдал, с каким благоговением принял этот человек в руки древний кубок. Кто от чего испытывает трепет — кто от женщины, кто от моря, кто от стихов. А толстяк прикоснулся к старинной Чаше с таким трепетом, что Потемкин понял: это — один из тех редчайших моментов жизни, которые Флеминг будет помнить всегда. Он подносил Чашу к глазам, отстранял на вытянутых руках, водил пальцами по затейливым выпуклым узорам… — Безмерно признателен, — сказал он неожиданно сухо, когда, насладившись сполна, поставил Чашу на стол. — Вы же ее у себя держать не будете, я надеюсь? — Через полчаса она будет в хранилище Первого Национального банка. — Безмерно признателен, — повторил Флеминг, закладывая в рот кусок чего-то мясного из пакета. — Вы — умный человек, раз понимаете, кого и чем можно осчастливить. Не зря вас Хопкинс хвалил. — Должен поблагодарить и вас. Ваш визит и ваш разговор подсказали какие-то вещи, на которые мы сами могли и не обратить внимания. — Ну и прекрасно. — Из кармана у Флеминга появилась бутылка жидкости — на этот раз ядовито-зеленого цвета. — Настоящая настойка тархуна. Знаете такую целебную траву? И, поднявшись после хорошего глотка, Флеминг попросил: — Уберите эту Чашу в сейф, бога ради… Не могу видеть, что она так стоит… Беззащитная. Он проследил, как Чаша заняла место за толстой дверью, как ключ повернулся в замке — и только после этого пожал Потемкину руку и ушел. Сдав Чашу представителям банка, сопровождаемым вооруженной охраной, Потемкин позвонил Сандре: — Ну что? Едем? — Нас ждут. На этот раз они никуда не спешили и въезжали в мемориальный парк «Изумрудные Луга» не ночью и не через ворота делового двора, а через чугунные кованые парадные ворота, которые для того и делались такими огромными, чтобы можно было сказать: «Они больше тех ворот, что на входе в Букингемский дворец Ее Величества королевы Великобритании!» Зеленые газоны, уютные здания, звездно-полосатый флаг над главной площадью, скульптуры, фонтаны, бассейны, аллеи… Да, создатели этого парка хотели для людей в их скорбные дни мира, покоя и душевного очищения. Да, основатели этого парка и великую картину-панораму спасли, и выставили на всеобщее обозрение с этой же целью. Но вот в чем дело — вечные эти ценности и благородные эти цели существуют для людей. А люди тем временем борются за свои земные блага. И предают. И похищают. И убивают. Так выходит, что две эти стороны в жизни переплетены намертво. Наверху, на площади рядом с музеем и дворцом, почти никого. Но зеленый, почти игрушечный «БМВ» Айлин Меттль тут. |