Онлайн книга «Фамильное привидение»
|
Впрочем, от этого история не становилась менее страшной. Дело в том, что — о, ужас! — один из предков Глинищевых был заядлым картежником. И якобы к этому картежнику стал по ночам являться какой-то странный старик. И, прямо как у Лермонтова, спрашивал: «Не угодно ли, я вам промечу штосс?» Но Алешин предок Глинищев чуял неладное и все отказывался… А однажды не выдержал и согласился. И стал играть. И проиграл. В общем, якобы он проиграл душу… Алеша всегда понижал голос, когда произносил эту фразу: «Фигура странного старика то увеличивалась, то уменьшалась…» И тут Алеша вдруг громовым голосом кричал: «Не угодно ли, я вам промечу штосс?» Сонечка от испуга даже подпрыгивала всякий раз! Но, разумеется, когда рядом был Алеша, Сонечке по-настоящему страшно не было. Однако, когда она засыпала вечером одна… И в темноте комнаты ей чудится этот самый старик… Как он появляется, прямо из стены, сначала маленький, сухонький, но потом фигура его вырастает до огромных размеров и колышется, как облако, и громовым голосом вопрошает: «Мадемуазель Витенгоф, не угодно ли, я вам промечу штосс?» И Соня с криком подскакивала на кровати. Но оказывалось, что это был всего лишь сон. А в комнате светло и утро, и никакого старика. И это была всего лишь мама, которая сердилась, что Соня не просыпается, а когда она сердилась, то обращалась к ней именно так, строго и сухо: «Мадемуазель Витенгоф, угодно ли вам наконец проснуться?» Добравшуюся до этой фразы Светлову, напротив, неудержимо потянуло в сон. Это была особенность ее нынешнего физического состояния. Такого неуправляемого засыпания с ней раньше не случалось, и Светлова объясняла это тем, что спать хочет не она, а ребенок. Собрав остатки сил, она все-таки продолжила чтение: «И вот Сонечка одевается и завтракает — и они едут с бабушкой кататься в коляске… И никакого ужасного старика! Гордо восседающая бабушка, ее белый кружевной зонтик, пятна солнечного света… Так бывает. Это Сонечка узнает потом… Солнце, каждый день солнце — и кажется, что так будет всегда! И лето никогда не кончится. И бабушка берет Соню почти каждый день кататься в открытой коляске… И все прекрасно… И Сонечка до неприличия счастлива и влюблена — о, конечно, преступно и тайно! — в морского офицера Алешу Глинищева. А потом вдруг солнце исчезло. Подули ледяные ветры, и все хорошее кончилось вместе с солнцем. Как будто прежнюю жизнь куда-то убрали, как бабушка убрала свой зонтик — он был теперь ни к чему. Неуместен и смешон. В марте Белой армией был оставлен Кавказ. А теперь взрослые говорили о том, что, если Красная армия возьмет Перекоп, то и Крым сразу будет сдан. Полуостров был последним оплотом Белой армии и был связан с континентом лишь узким перешейком. И папа говорил, что уже есть план эвакуации в Константинополь… И все кругом гадали, придется уезжать или нет? А Сонечка простудилась и сидит у законопаченного, как на зиму, окна с завязанным горлом. Только заботы взрослых далеки от нее — она гадает о своем: не слишком ли она маленькая, чтобы влюбиться в Алексея Глинищева, друга своего брата Саши?! Да или нет?» Светлова пролистала несколько страниц объемистых и обстоятельных мемуаров, заглядывая вперед… «Скорей это даже повесть, а не мемуары… — подумала Аня. — Ведь повествование ведется в третьем лице… А действительно ли все так и было? И не присочинила ли чего Софья Витенгоф, увлекшись писательством?» «А потом в Севастополе стало еще хуже: среди беженцев и моряков начались холера и брюшной тиф. Их дом стоял на полпути между госпиталем и кладбищем. И почти каждый день Сонечка видела эти процессии. Теперь вместо открытых колясок и дам с кружевными зонтиками мимо их дома ехали дроги с покойниками. А через несколько дней случилось и вовсе страшное. Алексея Глинищева забрали в госпиталь. Взрослые отводили глаза, когда Сонечка спрашивала: когда же Алеша поправится? С тех пор она знала: если взрослые так отводят глаза — случилось что-то непоправимое! В общем, все стало очень грустно и страшно. Вчера вот соседский семилетний мальчик Павлик пришел в гости поиграть и повесил всех Сониных кукол. Потому что накануне его отец, унтер-офицер, водил Павлика смотреть, как вешают грабителей, чтобы мальчик знал, как «заканчивают жизнь подлецы». И на Павлика это произвело очень большое впечатление». Светлова представила виселицу и повешенных этим Павликом кукол, и у нее даже сон пропал. Софье Кирилловне нельзя было отказать в умении выбирать для своего повествования запоминающиеся детали… Жаль только, что сейчас Ане было не до них. И она торопливо пролистала еще несколько страниц, вскользь проглядывая их. «…Наконец в передней голоса. Брат Саша вернулся из госпиталя. Конечно, это некрасиво, но ведь взрослые ничего ей не рассказывают! И вот Сонечка спряталась в коридоре за вешалкой, чтобы слышать, как брат и мама тихо переговариваются. — Неужели нет никакой надежды? — Это конец. — Ужасно… — Знаешь, на прощанье он сказал мне: «Пожалуйста, когда эта война закончится, поезжай непременно в наше имение Спасово. Расскажи ей, как я умер». — А ты? — Я сказал: «Алешка, все будет хорошо. Вот увидишь!.. Ты выздоровеешь и будешь жить. Это большевики вымрут от собственной глупости. А я поеду в твое Спасово и привезу тебе Таню. Привезу сюда, в Севастополь… Ты поправишься!» Сонечка услышала, как мама заплакала и пробормотала сквозь слезы: — А он? — Только вздохнул в ответ и сказал: «Жаль, что у нас так с Таней получилось». — Это он про детей? — Да… На следующий день, когда объявили о похоронах, Соня поняла: разговор, о котором Саша рассказывал маме, — был последний разговор Алеши Глинищева с ее братом. Возможно, это вообще были последние слова Алексея Глинищева. А потом папа получил срочный приказ. И началось… «Прикажите укладываться, срочно, спешно, без минуты промедления. Всю ночь грузить. А утром уйдем на линейном корабле «Генерал Апраксин». |