Онлайн книга «Серебряные слезы»
|
«Какое же она все-таки еще дитя... – с умилением подумал он. – Она играет в любовь, точно в игру, и тайна приводит ее в восторг!» * * * – Серебряный век русской литературы длился чуть более двух десятков лет. С точки зрения вечности – это даже меньше, чем мгновение, но для России этот век стал едва ли не самым роковым, и перемены, которые он повлек, были поистине непредсказуемыми. В 1899 году вышел в свет первый номер журнала «Мир искусства» – с него-то все и началось, выражаясь формально. Впрочем, понятие «Серебряный век» – не столько научный термин, сколько время своего рода интеллектуального Ренессанса, подарившего миру яркие шедевры, отличающиеся изысканностью форм и глубиной мысли. Как вы знаете, наверное, и без меня, в то время существовало множество течений: символизм, футуризм, акмеизм, новый реализм и прочая, и прочая... На самом деле, не столь важно, к какому именно направлению принадлежал тот или иной поэт, ибо бессмертие дается не за принадлежность к какому-либо направлению, а за талант. А людей, наделенных божьим даром, было в то время множество. Анна Ахматова, Иннокентий Анненский, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Велемир Хлебников, Владимир Маяковский, Валерий Брюсов... Вот, послушайте: Среди миров, в мерцании светил Одной звезды я повторяю имя... Не потому, что я Ее любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Нее одной молю ответа. Не потому, что от Нее светло, А потому, что с Ней не надо света. Через прозу и поэзию люди того времени говорят нам, их потомкам, что надо жить просто и мудро, любить от всего сердца, потому что счастье доступно всем, кто смотрит на небо... Мои студенты сидели тихо и слушали стихи, которые я им читала. Вообще, все они были очень умными мальчишками и девчонками, и они, поступая в наш институт, хорошо знали эту тему – русская литература начала двадцатого века. Многие зачитывались Цветаевой и Ахматовой, но... Но они не знали и половины того, что на самом деле скрывало то время. Большинство юношей, конечно, сохраняли довольно скептический вид, давая понять, что не пристало мужчине рыдать над любовной лирикой. Один, например, парнишка с пирсингом в ушах и носу, сидевший в последнем ряду, играл на своем сотовом, подозреваю, в какой-нибудь дурацкий «тетрис», другой, на него похожий, листал журнал... Но это были мелочи. Первые два ряда слушали, открыв рот. Особенно девушки. Одна даже строчила в тетрадке с фантастической скоростью – судя по всему, записывала за мной стихотворение Иннокентия Анненского. Звонок, как всегда, прозвенел некстати – на лицах многих отразилось некоторое разочарование – они готовы были еще слушать. Ко мне подскочила девчонка с первой парты: – Елизавета Аркадьевна, вы будете темы курсовых раздавать? Если да, то у меня к вам вопрос... – Господи, милочка, семестр только начался... Не слишком ли рано? – Нет, не рано. Дайте библиографический материал по следующим темам... Она задавала мне вопросы довольно долго, пока в аудиторию не вошла Аглая. – Лиза, ты освободилась? – Теперь да, – сказала я, когда дотошная студентка упорхнула. Аглая окинула взглядом пустую аудиторию и закрыла за собой дверь. – А теперь признавайся, что происходит. Ты думаешь, я слепая? Вот уже несколько дней ты ходишь сама не своя, как будто у тебя кто-то умер... – Да что ты, никто не умер! Я стояла за кафедрой и складывала бумаги в папку. За распахнутыми окнами шумели машины, переговаривались, смеялись студенты в сквере – только что закончилась последняя лекция. – А что с твоей научной работой? Викентий говорил, что дал тебе какой-то адрес... – Да, я туда ездила дней десять назад. Рукописи, письма... Очень интересный материал. – Я замялась – рассказать ей или нет? Все-таки мы с ней не настолько были близкие подруги. А язык мой сам решил за меня: – И там со мной приключилась интересная история. Мне кажется, я влюбилась. Одной звезды я повторяю имя... – Та-ак... – выдохнула Аглая. Потом села на стол прямо передо мной и заерзала, устраиваясь поудобнее. – Кто он? – Да неважно... Ничего не важно. Мы, наверное, больше никогда не встретимся. – Я постаралась улыбнуться, но у меня не очень получилось. – Было бы глупо, если бы из-за одной ночи, проведенной вместе, я строила какие-то невероятные прогнозы... Ну вот, сама не заметила, как проговорилась! Глаза Аглаи за толстыми стеклами очков стали совсем огромными. – Ты провела с ним ночь? Приехала – и сразу же отдалась? – Такое впечатление, будто ты преподаешь не грамматику, а сексопатологию... Делать нечего – пришлось ей все рассказать. – Так ты думаешь, это любовь? – После моего рассказа задумалась она, посасывая дужку очков. – Нет, дорогая, все гораздо прозаичнее. И объясняется просто – ты уже целый год одна и потому от безысходности бросилась на первого встречного, а он оказался человеком с сомнительной репутацией... Ты сказала, он в кафе поет? – В клубе или ресторане... – Какая разница, хрен редьки не слаще – в злачном месте, короче... И не имеет никакого значения, что он правнук какого-то там писателя, одно другому не мешает! Я тебе признаюсь – еще до знакомства с Леонидом Ивановичем в моей жизни был такой случай... – Ты будешь рассказывать мне историю пятнадцатилетней давности? – Да, а что? Я все очень хорошо помню, как будто это было вчера... – Аглаша, чужой опыт бесполезен, каждый раз история повторяется по-новому! Ты меня спросила, отчего я не в себе, я тебе ответила – я влюбилась. – Кажется, влюбилась, – поправила она многозначительно. – Ты сказала – «кажется»! Как его зовут? – Александр. – А выглядит он как? Нет, ты не думай, это не праздное любопытство, я пытаюсь составить для себя его психологический портрет... Я по возможности подробно описала внешность Саши. – Как будто я его видела... – задумчиво произнесла Аглая, уже не посасывая, а буквально вгрызаясь зубами в дужку очков. – Ей-богу, ты так хорошо его описала, что... – Да где ты его могла видеть! – с досадой воскликнула я. – Что ты придумываешь... – Тут и видела! – вдруг воскликнула Аглая. – Даже не один раз. Он стоял за оградой, перед сквером, и смотрел на наши окна. – Что ты придумываешь! – с отчаянием повторила я. – Ничего я не придумываю! – возмутилась она. – Вон, выгляни в окно – он и сейчас там стоит. Смотри-смотри, как раз за памятником. Аглая надела очки и указующим перстом обозначила направление, куда надо глядеть. Я глянула и... уронила папку, бумаги рассыпались по полу. Это было странно, смешно, невероятно – но за бронзовым памятником Гоголю, который стоял в скверике нашего института, стоял Саша. В своем черном костюме, с безукоризненной прической. Было довольно далеко, но я сразу же его узнала. |