Онлайн книга «Серебряные слезы»
|
И я посмотрела на своего спутника совсем другими глазами. – Ты тоже об этом подумала? – спросил он вдруг. – О чем? – Я решила не рассказывать ему о той мысли, которая только что мелькнула у меня в голове. Я, конечно, не ханжа, но мы и так слишком форсировали события. – Нет, сначала скажи... – Вот еще! – Хорошо, – кротко произнес он. – Я тогда тоже ничего не скажу. Только ты потом мне напомни. – Когда – потом? – Ну, когда-нибудь потом... – Нет, мне надо точнее! – Потом, – туманно повторил он и повернул меня к себе, – когда-нибудь... Мы целовались на этой самой аллее, а мимо нас со свистом проскакивали роллеры. Я чуть приоткрыла глаза – светило вечернее солнце, и весь горизонт был залит золотом... Напрасно я переживала, что не увижу фонтанов с подсветкой, – время промчалось незаметно. В очередной раз отвечая на Сашин поцелуй – мы стояли за Никой Самофракийской, на какой-то площадке под навесом, – я обнаружила, что уже ночь. Мы сначала бродили вокруг одних фонтанов – веселых, распустившихся белыми и желтыми зонтиками, потом пошли к другим, с красной подсветкой, которые символизировали кровь погибших. Я призналась, что мне немного не по себе – довольно жуткое, тягостное зрелище... – Но завораживает, – сказал Саша. – Да, завораживает... Время стремительно приближалось к ночи. – Что же делать? – сказал он просто. – Я не в силах с тобой расстаться. Мне вдруг стало наплевать на все приличия и на соблюдение каких-то там дурацких церемоний. Я и так уже пропала. – Что же – аналогично, – кивнула я. – Мой милый маленький профессор... – Я еще даже не доцент пока! В результате мы поехали ко мне домой. * * * Наблюдать за Сашиным пробуждением было очень интересно. Сама я уже минут десять как проснулась и теперь смотрела на него. Он тихо дышал, потом, наверное, почувствовал мое движение рядом – чуть задрожали его ресницы, он слегка пошевельнулся. И, не открывая глаз, протянул руки в мою сторону. Я отодвинулась к краю постели. Еще некоторое время я ускользала от его ищущих рук, но в конце концов он поймал меня. – Ну, куда ты убегаешь? – сонным голосом пробормотал он. – Ты моя, моя, моя... Не пущу!.. Это было интересно и приятно – потому что он начал искать меня, еще находясь на зыбкой грани между реальным и нереальным миром, он стремился ко мне, находясь в тенетах подсознания... Я вспомнила вчерашний день. «Может быть, Саша действительно тот человек, с которым я буду вместе до конца жизни? Может быть, он – моя судьба?» – А кофе в постель? – строго спросила я. – Приличные люди в это время подают кофе в постель! – Что? – встрепенулся Саша. – Ах, ну да... сейчас я встану... Где у тебя кофе? – Не надо никакого кофе! – засмеялась я, обнимая его. – Я пошутила... Если честно, я не очень-то и люблю его... – Кстати, я тоже, – оживился он. – Правда, иногда позволяю себе чашечку. – Растворимого? – Да, чашечку растворимого. – Мне сегодня на работу идти ко второй паре, так что время у меня есть, – важно произнесла я, выскальзывая из его рук. – Я, пожалуй, приготовлю тебе завтрак. – О, это было бы здорово! – с энтузиазмом воскликнул он. – Признаюсь, я по утрам всегда почему-то голодный. – Бывает... А ты, наверное, маменькин сынок? – спросила я. – Привык, чтобы за тобой ухаживали, да? Кормили, гладили рубашки... – Да, конечно!.. Но зато я умею быть очень благодарным... Мы болтали – полушутя, полусерьезно, потом переместились на кухню, где я вплотную занялась приготовлением завтрака. Не мудрствуя лукаво, я соорудила настоящую глазунью: желтки были глазами, а нос, рот и брови я нарисовала на яичнице кетчупом. – Боже, это же настоящий шедевр! – восхитился Саша. – Даже есть жалко... Господи, какая досада, что я не захватил с собой фотоаппарат... – Зачем тебе фотоаппарат? – Я бы сначала сфотографировал яичницу, на память... Первое блюдо, которое приготовила мне моя девушка. Память на всю жизнь! Я не слишком сентиментален? – Как сказать... а что, разве я твоя девушка? – с невинным видом спросила я. – А разве нет? – насупился он. – Кстати, а ты что будешь есть? – Вот, йогурт в стаканчике и апельсин... – И все? – ужаснулся он. – Теперь понятно, почему ты так и не выросла! – Ты что, хочешь сказать, что я лилипутка? – Нет, ты – ми-ни-а-тюр-ная. Ты такая хорошенькая... – Он вдруг забыл о глазунье и полез обниматься. – А тебе обязательно идти на работу? – Саша! Потом он отвез меня на работу. А вечером встретил... Мы были почти неразлучны, и я с некоторым удивлением прислушивалась к себе. Я совсем не уставала от непрерывного общения с Сашей. Не раз в своей прошлой жизни я слышала, что я эмоционально холодна и вечно соблюдаю некую дистанцию, словно храню в своей душе бог весть какие важные тайны. Только никаких тайн и в помине не было! Многажды упрекали меня в стремлении к одиночеству – а что поделать, мне надо было хоть иногда, хоть ненадолго побыть одной. Но сейчас ничего этого не было. Я скучала по Саше, даже если мы расставались только до вечера. Я все время стремилась к нему – он был теплый, милый, мягкий, его хотелось ласкать и гладить, словно плюшевую игрушку... – Послушай, я все хотел спросить тебя... – однажды сказал он, находясь у меня дома. – Ты что, совсем одна? – О чем ты? – Ну, я все смотрю, как ты живешь... ни одной фотографии нигде... У тебя что, ни одного даже самого завалящего родственника нет? Какого-нибудь там двоюродного дяди или троюродной племянницы... – Представь себе, нет, – вздохнула я полушутя. – Сиротинушка я горемычная... – Нет-нет! – тут же ринулся он в атаку. – Ты не одна! Я буду тебе за всех родственников сразу... Я тебе не говорил? – Что? – Что я люблю тебя... – Не припомню, если честно. – Так вот сообщаю: я тебя люблю! – Саша прижал меня к себе, уткнулся носом мне в шею, стиснул так сильно, что я едва не задохнулась. – И я отказываюсь от всех своих родственников... чтобы только ты любила меня! – Какой же ты свинтус, Саша! Слышала бы тебя сейчас Нина Ивановна... – А ты? Ты меня любишь? Между прочим, а ты разве не свинтус? Ты мне до сих пор не сказала, что любишь меня! – Люблю, – вдруг произнесла я. И тут же продолжила стихами: – «Не спрашивай: ты знаешь, что нежность безотчетна, и как ты называешь мой трепет – все равно; и для чего признанье, когда бесповоротно мое существованье тобою решено...» |