Онлайн книга «Серебряные слезы»
|
– Но это... – Не перебивай меня, Лиза... Она наказала меня. Вот в чем дело! И мое бесплодие, и моя никчемность – все из-за нее, будь она проклята... Люблю и ненавижу ее! Она ведьма! Вся моя жизнь после нашего разговора развалилась. И семьи у меня не получилось: сначала одна жена ушла, потом другая... Потом я узнал о своем диагнозе. Я хотела обидеться на Брусникина – за маму, за то, что он так жестоко о ней говорил, но не смогла. Наверное, потому, что мне было очень его жаль. – Вы совсем не никчемный – у вас замечательная работа, Геннадий, вы художник... – Рисовать портреты всяких надутых идиотов на заказ, не замечать у старух морщин, а мужчинам выписывать чрезмерно развитые челюсти... Ты знаешь, некоторые так и просят – сделайте мне челюсть, чтобы как у Шварценеггера. Посмотри на эти портреты – мужественность, которой никогда не было, женственность, которая давно исчезла... – Мама тут ни при чем, – сурово произнесла я. – Сходите к психоаналитику. Рисуйте для души, а не на заказ. Он посмотрел на меня с удивлением, словно в первый раз увидел, и неожиданно рассмеялся: – О-о, а барышня-то у нас суровая... Неужели в маменьку? – Нет, – буркнула я. – Лиза, Лиза... Не сглазь остаток моей жалкой жизни, не такой уж я и негодяй... – Лучше скажите, что за друг? – перебила его я. – Какой друг? – Вы сказали, что у вас был друг, к которому вы ревновали мою маму. Не исключено, что именно он и есть мой отец. – А, Жора... Его звали Жорой. Георгием. Говорю в прошедшем времени, потому как не знаю, где он сейчас и что с ним. Сто лет не виделись. Но был он тот еще Казанова... Дочка у него росла от первого брака, и с подругой твоей матери он шуры-муры крутил... – С Алисой? – Да, кажется, именно так звали ту особу. Не понимаю, что Жорка в ней нашел? – Что вы такое говорите! – возмутилась я. – Я с Алисой недавно встречалась – очень милая женщина, стильная, ни о ком плохо не говорит... – Она не женщина, она картина. Сама себя нарисовала. Портрет, а не живой человек. Наверное, до сих пор такой и осталась... – А вы уверены, что между мамой и этим вашим другом... Георгием... действительно что-то было? Алиса ничего такого мне не говорила. – Да было, было!.. Я же видел, как он на нее смотрел, на маму твою то есть! Хотя... да нет, я уверен! Я была в полной растерянности. С Брусникиным все ясно: он не мой отец. А теперь вот еще какой-то Георгий появился... – Дайте мне его координаты, – сухо попросила я. – Что, и его на вшивость проверить хочешь? Ладно, дам тебе один старый адресок. Правда, не знаю, там ли он до сих пор обретается... Я собралась уходить, и Брусникин пошел меня провожать. Он мне по-человечески понравился, и, честно говоря, я бы обрадовалась, если бы он оказался моим отцом. – Знаешь что, Лиза... – сказал он мне на прощание, когда мы стояли у метро. Дождь уже кончился, и черный мокрый асфальт отражал свет от машин и рекламных огней, отчего казался разрисованным яркими пятнами, – ты заходи ко мне. Нет, правда – я портрет твой нарисую. Бесплатно! – Мерси. – Да что «мерси» – ты на самом деле заходи! Я ведь совсем один, а ты... ты мне вроде как дочка! * * * – Сумасшедшая... – вздохнула Аглая, выслушав мой рассказ о второй попытке разыскать отца, и поправила на носу очки. – Я тебе говорила – никакого толку от твоей ностальгии не будет. И тот не отец, и другой... Очнись, Лизавета! Да нужен ли он тебе, этот отец, – у тебя скоро свои дети будут! – Наверное, ты права, – вздохнула я. – Я брошу поиски. А то чем дальше, тем хуже – все почем зря ругают мою бедную покойную мамочку. Ты не представляешь, я такого про нее наслушалась... – Вот-вот! Меньше знаешь, лучше спишь! Мы стояли у окна в дальнем конце институтского коридора. Мимо энергичной пружинящей походкой проходил Викентий. Заметив нас, он подошел, положил руки нам на плечи. – Ну, что делаем, девушки? Бездельничаем? – Природой любуемся, Викентий Петрович, – примерным голосом произнесла Аглая. – Почти зима... У нас «окно» сейчас. – У них «окно», и они смотрят в окно... – промурлыкал Викентий. Аглая деликатно прыснула. – Да, вот что я хотел спросить... – встрепенулся Викентий. – А будет ли на вас, моя дорогая, настоящий свадебный наряд? А то нынче, я слышал, такие вещи не в моде... – Почему же, Викентий Петрович! – возразила я. – Обязательно будет! Как же без него... – И когда же сие торжественное мероприятие – позвольте уточнить? – В конце января. – Ну да, в конце января... Что ж, это замечательно. Но про работу забывать тоже не стоит, – продолжил Викентий. – Как, Елизавета Аркадьевна, ваш научный труд поживает? Двигается дело? – Еще как двигается! – ответила я. * * * – Нет-нет, что ты... Это теперь будет наша тайна! – с энтузиазмом воскликнула Дуся. «Какое же она все-таки еще дитя... – с умилением подумал он. – Она играет в любовь, точно в игру, и тайна приводит ее в восторг!» К вечеру неожиданно приехал Кирилл Романович. Дуся висела на нем, будто обезьянка, и решительно не желала отходить от отца. Она болтала с ним, смеялась и шептала что-то на ухо... Несколько раз Андрей обмирал от ужаса: ему казалось, она готова открыть их тайну. На ужин, как всегда, собралось очень много народу – соседи и вся родня, старенький Антон Антонович, Карасев, который картинно курил гаванскую сигару, своим видом напоминавшую дирижабль... Мария Ивановна выглядела очень оживленной, она тоже обрадовалась приезду мужа. – Все-таки в провинции публика лучше, – сказал Кирилл Романович, приступая к ужину. – Как нас две недели назад принимали в Нижнем! – Чему ты удивляешься, Кир? – мягко улыбнулась ему Мария Ивановна. – Для них столичные гости что-то вроде небожителей... – Театр скоро умрет, – важно заметил Карасев, который стоял на ступенях веранды, не желая мешать своим дымом присутствующим. – Ты, Кирилл, занимаешься абсолютно неблагодарным делом... – Здрасте! – удивился глава семейства. – Отчего такой пессимизм? Театр никогда не умрет... Эх, да что говорить, был бы ты с нами на гастролях! – Увы, я предсказываю гибель искусству – на смену ему идет синематограф. – Уж кто бы говорил! – недовольно пробурчал старенький Антон Антонович. – Давным-давно изобрели фотографию, и что? Ты же, Ваня, без работы не остался... |