Онлайн книга «Солнечная богиня»
|
– Мура, молчите, мне так жаль его! – попросила Оля, вытирая слезы, тут же набежавшие на глаза. – Всем жаль… – уныло буркнула домработница. Из-за кустов появилась Кристина, как всегда, в прямой темной юбке и белой блузе, лишь расплывшееся чернильное пятно на груди, где был накладной карман, странно диссонировало с ее строгим, совсем не дачным обликом. – Слышали? – возбужденно крикнула она. – Что? – в один голос воскликнули Оля и Мура. – Фаня чуть не разбилась! Только что узнала, звонили из Москвы… – Жива?.. – Жива, жива, что ей сделается… А вот машина всмятку! – С жизнью, что ли, решила от горя покончить? – тревожно спросила Мура. – Нет, случайная авария… «Ласточка… Она называла свою машину „Ласточкой“!» – мелькнуло у Оли в голове. – Вот как бывает, человек за короткое время теряет все, что любил, – пробормотала она. – Ха, любила! – с другой стороны появился Силантьев, слегка пошатываясь. – Она никого не любила. – Машину и Кекса она точно любила! – с досадой произнесла Мура. – Ну, сына, может быть, чуть меньше, это все знали… – Зачем только Кекса убили, не понимаю, – сказала Кристина, разглядывая пятно на своей груди. – Надо же, ручка протекла!.. – Как это не понимаешь? – вспыхнула Мура. – Он, значит, ребенка загрыз, а его надо было в живых оставлять? – Ну он же не виноват! Это Фаня виновата, что оставила его вместе с ребенком… а Олежек был еще маленький и бестолковый, он наверняка сделал что-то такое, что разозлило Кекса… – Что за люди! – с ненавистью закричал Силантьев. – Вчера телевизор смотрел, так там сказали, что чуть ли не девяносто процентов населения России за то, чтобы вернуть смертную казнь, а вот собачек они жалеют! – Правильно! Потому что самый страшный зверь – это человек! – возмутилась Кристина. – Давайте тогда все умрем, – предложила Оля, мрачно усмехнувшись. – Все, все человечество! А природа и животные пусть живут… мы им только мешаем. – Хорошая мысль! – хихикнул Силантьев. – Как можно шутить над такими вещами! – обиделась Кристина. – А что? Кто-то из умных сказал, что нет более страшного сочетания, чем любовь к животным и нелюбовь к людям… – сказал Силантьев. – Я вот про одного физика, который то ли атомную, то ли водородную бомбу создал, такую вещь знаю… Он, значит, бомбу свою придумывал, которая разом несколько миллионов могла убить, и в то же время бездомных котят на улице подбирал… Уж такой жалостливый товарищ был! – Серьезно? – удивилась Мура. – Вы не понимаете! – топнула Кристина ногой. – А ты, Оля… – Что, Кристина? – Я думала, ты человек, а ты… – Что я? – Ты сама не знаешь, что такое любовь! – А ты знаешь? – строго спросила Оля. – У Оленьки замечательный жених, – встряла Мура. – Уж такой вежливый, такой обходительный… Было б мне лет на сорок поменьше, я бы непременно его отбила у нее. Кристина несколько мгновений смотрела на Муру, вытаращив глаза. Потом, ни слова не говоря, умчалась прочь. Оля тоже отложила книгу, выпрыгнула из гамака и пошла в совершенно противоположную сторону. Сияло солнце, нежно пах гелиотроп, и над цветами сонно жужжали шмели – все вокруг дышало покоем и благодатью, но почему-то не было мира в душах людей, живущих здесь… В дальнем конце сада, за флигелем, где жили Оля, Викентий и Эмма Петровна, пряталась в зарослях крапивы душевая кабина. На крыше ее была огромная бочка с водой, нагревавшейся естественным путем – от солнечных лучей. Оля зашла внутрь и разделась. Здесь пахло мылом, размокшим деревом – словом, тем особенным запахом, который бывает в старых деревенских банях и таких вот душевых… Открутила кран и подставила лицо воде, – теплой, лившейся неспешной струей. Сквозь щели в стенах было видно, как ветер шевелит траву, и золотые блики бежали по мокрому полу. «…зачем она так сказала? Нет, она сама не знает, что такое любовь, и вообще как посмотрю, никто ничего не знает, и все живут одним днем… и еще – все играют чужие роли, и играют плохо…» Оля закрыла глаза, вода текла у нее между лопаток и щекотала спину. Где-то неподалеку хрустнула ветка. – Кеша, ты? – крикнула Оля, уменьшив напор воды. – Нет, это я… – тень мелькнула между досок, заслоняя солнце. Это был Павел. – Подглядываешь? – усмехнулась она. – Как там таких людей называют?.. а, вуайеристы! – Пусти меня, – вдруг сказал он. В первый момент Оля решила, что ослышалась, а потом она засмеялась рассерженно: – Одна-ако… Что за наглость, а?! Я, пожалуй, расскажу Кеше, что ты ко мне пристаешь. Она прижалась к деревянной, влажной и шершавой двери, пытаясь разглядеть Павла между неплотно пригнанных досок. «Ну вот, я тоже сейчас играю. Верную невесту, которая любит только своего жениха…» – Брось его, – нахально предложил Павел. – Он слишком правильный, он всего боится… а больше всего – своей матери. И он не знает, какая ты на самом деле. – И какая же я? – задыхаясь, надменно спросила Оля. – О чем ты?.. – Ты сильная. И ты очень красивая, как… я даже не знаю, с чем тебя можно сравнить… ты – как солнце! Оля снова расхохоталась. – Почему ты смеешься? – сурово спросил Павел. – Еще ты добрая, великодушная, справедливая, нежная… Ты помнишь, как нам хорошо было вместе?.. Оля снова встала под душ. – Уходи, – недобро произнесла она. Вода показалась ей почти ледяной. Она скрестила руки на груди, положив их ладонями на плечи – словно замок на себя повесила. – Ну вспомни… Пожалуйста, вспомни! – с отчаянием произнес Павел. Оля не выдержала и закричала: – Да помню я! Вспомнила все – буквально несколько дней назад! Павел замолчал удивленно. А потом спросил, прижимаясь с той стороны вплотную к двери: – Что, правда? – Правда! – с яростью ответила Оля. – И как мы… – И как мы, и как ты, и как я! Все до мельчайших подробностей! – перебила она его. – Но никакой радости я от этого не чувствую! Мне противно и стыдно за то, что я изменяла Кеше, а ведь только его я люблю на самом деле… Я только одно для себя оправдание нахожу – я была не в себе! Павел затих. – Что ты молчишь? – нетерпеливо спросила она и снова прижалась к двери, теперь их разделяла лишь тонкая деревянная перегородка. – Ответь же! |