
Онлайн книга «Страсти по рыжей фурии»
А пока я жила рядом с Митей, тем более что у него недавно умерла мама и мне как-то неудобно было бросать его. В один из последних зимних дней, когда все новогодние праздники уже закончились и с нетерпением ожидались первые весенние, мне позвонили. Я сразу узнала голос – Нина Пирогова, бывшая староста нашего класса. Похоже, даже спустя годы желание все организовывать и устраивать общественные мероприятия ее не покинуло. – Привет, Танюха! – заорала она (сколько я ее помнила, Нинка не умела говорить нормальным голосом, даже стихи, которые в школе задавали выучить наизусть, она читала командирским басом). – Поздравляю – ты теперь у нас кинозвезда! – Спасибо, – вежливо ответила я. – Ты о том фильме? Но это пока только одна известная роль в моей карьере... – Да ладно тебе! – добродушно перебила Нинка. – Скромность в наше время уже порок. Ты вроде и в театрах играешь? – Да, я закончила театральное училище... – Ладно, потом подробности своей звездной жизни расскажешь. Я тебе вот по какому поводу звоню: есть хорошая мысль собраться всем вместе. – В каком смысле? – Ну ты даешь! Известно в каком – бывшие одноклассники, как-никак... Десять лет, Танита, – юбилей! – Что?! – Теперь настала моя очередь форсировать голос. – А ведь правда... Я никогда не считала годы и не цеплялась за даты, но в этом юбилее было нечто особенное – грусть и удивление разом навалились на меня. Я словно только сейчас осознала, что время не стоит на месте и вот уже десять лет отделяют меня от детства. Картинки прошлого поплыли перед моими глазами... – Танита, ты что замолкла? – вернул меня к реальности голос в трубке. – Очень хорошо, – сказала я уже спокойно. – Конечно, надо нам всем встретиться. А то я даже и не знаю, кто как живет. Старые друзья растерялись куда-то... – Еще бы – ты же богема! – Ниночка, по характеру своему я никак не могу считаться богемой... – Ладно, ладно, потом расскажешь! Короче – мы решили снять на вечер нашу кафешку. Естественно, с каждого носа энная сумма. – Какую кафешку? – Да «Ромашку» же! За выпить-закусить платишь отдельно или несешь с собой, если бедная... Господи, что же я говорю! Ты же там небось на «Мерседесах» ездишь! Объяснять ей что-либо было бесполезно – Нинка была из тех шумных, но, в общем-то, довольно беззлобных людей, которые никогда не слушают собеседников, и так зная все наперед. Вернее, думая, что знают. – Нина, а ты про кого-нибудь знаешь? – Да почти про всех! – Как там Катя Варшавская, Вовчик Петросян, Бубнилова... Ох, эта невероятная Бубнилова, помнишь, как она... Мы болтали с Нинкой, и я все отчетливее понимала, что совсем не о тех хотела спросить. Но непонятный, суеверный страх мешал мне это сделать, и я положила трубку на рычаг, так ничего и не узнав о Серже Мельникове. «Отчего же я вдруг так разволновалась?» – спросила я себя, подойдя к окну. Там на ослепительном солнце умирала зима – капало с крыши, текло ручьями с длинных страшных сосулек, во всем воздухе летали какие-то брызги, словно оттаивало само голубое небо, и даже сквозь заклеенные рамы было слышно, как неистово чирикают воробьи. «Неужели вот оно, счастье, которое наконец пришло ко мне и которое я давно предчувствовала?» – эта мысль обожгла меня огнем. Вечером пришел с работы Митя. Он уже жил у меня – пустая квартира на другом конце города пугала его, наводила тоску. Бедная его мамочка, совершенно напрасно я когда-то разозлилась на нее... – Ужасно голоден, – сказал Митя, торопливо раздеваясь в прихожей. – Представляешь, шел и всю дорогу думал, чем ты сегодня угощать будешь. – Тебе так нравится, как я готовлю? – Да, да, я тысячу раз говорил тебе это! – Он обнял меня, прижавшись к щеке ледяными губами. – Разве на улице так холодно? – Утром солнышко, а вечером здорово подморозило. Еще не весна, милая... Я кормила его ужином, а сама все думала о предстоящей встрече. – Что-нибудь случилось? – Что? – вздрогнула я. – У тебя вид какой-то отсутствующий, словно ты обдумываешь какую-то проблему. – Митя отложил вилку и внимательно смотрел на меня. Плохая из меня актриса! – Еще бы, – мрачно, озабоченно произнесла я. – В следующие выходные встреча одноклассников. – Так это же здорово! Ты пойдешь? – Он опять взялся за вилку. – Но мне нечего надеть! – выпалила я первое, что пришло мне в голову. И в тот же момент эта важнейшая мысль вернулась ко мне бумерангом – силы небесные, а ведь мне действительно нечего надеть! Митя посмотрел на меня снисходительно, улыбаясь краешками губ: – Мне бы твои проблемы, детка. У меня вот баланс не сошелся сегодня... – Митя, Митя, мне действительно нечего надеть! Я бросилась в комнату и стала лихорадочно передвигать плечики на вешалке в шкафу. Страшное возбуждение охватило меня. До юбилея в «Ромашке» было еще несколько дней, но мне казалось, что я стремительно падаю в пропасть. Если там будет Серж Мельников – собственно, из-за него я так и волнуюсь, – то показаться перед ним в каких-то жалких тряпках... – А вот твой любимый сиреневый костюм, – сзади подошел Митя. – Только не его. Он старый, вон – даже катышки на боку от сумки. – А то милое черное платьице? – Нет-нет, там половина будет в таких же. Сейчас все женщины, как идиотки, носятся с маленькими черными платьицами... – Вижу длинное, красное – кажется, очень соблазнительно. – Митя, его я надену, когда мы с тобой вдвоем пойдем в ресторан, но только не в этот раз. Да и туфли под него не подберешь. Я перебрала целый ворох одежды, пока окончательно не убедилась, что надеть мне совершенно нечего. Я упала на диван и расплакалась. Если прикинуть, то я тысячу лет не плакала... – Вот глупенькая! – Митя сел рядом все с той же умиленной, нежной улыбкой и стал по очереди целовать мои пальцы. – Очень глупенькая. Ты же самая красивая, у тебя есть я. Стоит ли переживать из-за таких пустяков? – Нет, ты не понимаешь! – Завтра пойдем и купим – что хочешь, – твердо произнес он. – Митя, хорошую вещь надо искать очень долго, а у меня всего несколько дней, – с горечью возразила я. – Мы успеем. Все оставшиеся до субботы вечера мы носились по магазинам и всевозможным бутикам и универмагам, словно от этого зависела моя жизнь. Сначала мне не хотелось показывать Мите свое волнение – я боялась, что он может заподозрить что-то неладное, но он отнесся ко всей моей суете очень снисходительно. |