Книга Копье и кость, страница 44 – Анастасия Машевская

– Хм-хм. Н-да, видите ли. Пять тысяч Матери лагерей оказались большой трудностью для всего Яса, – мелодично протянул Иден. Дурак, подумал Раду, тану не ведется на лесть. Тан продолжил: – Как думаете, Гистарх, удастся ли вам создавать столько проблем с тремя тысячами?

– Полагаю, да, – невинно отозвался Гистасп. – Просто род проблем придется немного сменить. – Он улыбнулся тану в привычной лучезарной манере. А ведь и этот такой же, осознали присутствующие.

– В любом случае торговать неродившимся ребенком я не стану.

Энум нахмурился – на переговорах позиции не ставят ребром.

– Но над предложением уважаемого дедушки обязательно подумаю.

– Ой, – Иден почти подпрыгнул на стуле, как мальчишка, увидевший что-то крайне интересное, – ты хочешь продолжить завтра? Хм-хм-хм. Завтра, да?

– Хорошие дела в один день не делаются, – ответила Бану. – Мама часто так говорила.

– Твоя мама была умной женщиной. – Иден одобрительно кивнул.

– Давайте хотя бы выпьем за воссоединение. – Было видно, что Энуму это примирение дается большим усилием. Он первым поднял кружку с молоком.

– Да-да, в твоем положении, внучка, молоко очень полезно.

– В моем положении очень хочется отдыхать, – вновь пожаловалась Бану.

– Но, тану, – назидательно произнес Гистасп, – разве не вы просили принести молока? Пить за обедом вино вы не стали, потому что вредно. Но отказаться сейчас просто невежливо.

Праматерь, Раду кажется, или танша немного покраснела.

– И впрямь, – ответила она, отведя глаза.

Все подняли кружки, Бану пересилила себя последней и мигом расцвела.

– За наше воссоединение, дорогие родственники, – и, воздев сосуд, с такой силой столкнулась им с кружками сиреневых, что на две трети наполненный бокал расплескался частью по остальным.

Иден приоткрыл глаза, Бансабира невозмутимо потянула бокал ко рту, а Энум так и замер с кружкой в руке, не зная, как поступить. Гистасп помрачнел, положив ладонь на рукоять меча. Первым нашелся тан:

– Подожди-ка, Бансабира! Тебе нехорошо?

Бану замерла, недоуменно покосившись на деда. Мгновенно отреагировала невестка Энума:

– Думаю, вы правы, дедушка. Наша родственница и правда нехорошо себя чувствует. Вы побледнели, тану. – Отставив напиток, женщина подошла к Бану и отняла у нее кружку, из которой Яввуз так и не успела отпить. – Я все-таки неплохо разбираюсь в таких вещах, давайте я вас провожу. – Женщина взглянула на Идена. Тот едва уловимо кивнул и вновь разулыбался до ушей.

– Точно-точно, мне тоже показалось, что ты как полотно, внученька, ну что ж, отдохни-отдохни. Н-да. Пожалуй, надо бы тебе поспать.

Бансабира поблагодарила родичей и пошла за женщиной. Ее сподвижники шли следом. Раду и Одхану показали комнату, соседнюю с той, что отвели Бансабире, однако телохранители не остались в ней, а предпочли сопроводить таншу до двери ее покоя. На всякий случай.

Однако у нужного помещения ничего особенного не произошло. Невестка дома пожелала всего хорошего, сказала, что следующая за покоем танши дверь ведет в покои ее командиров Гистаспа и Серта, просила при надобности звать служанок и исчезла. Бансабира несколько секунд пристально смотрела ей вслед, потом, ни к кому не обращаясь, медленно и вдумчиво кивнула Гистаспу, приказывая зайти. Последний почти незаметно огляделся, намекая на расставленных в коридоре стражников, и произнес:

– Может, лучше утром? Учитывая, что позади ужин, подобный визит стороннего мужчины может поставить вас в неловкое положение.

– Ты в своем уме? – откровенно усмехнулась Бану, открывая дверь. – В какое еще положение это может меня поставить?

И впрямь – Гистасп улыбнулся собственной глупости. Раду и Одхан остались на страже. Едва закрылась дверь, Бансабира совсем неизящно завалилась в кресло, что-то пробормотала (по-ласбарнски, сообразил Гистасп, готовый поклясться, что слова, которых он не смог разобрать, нельзя услышать в приличном обществе) и тяжело выдохнула.

– Он что, и впрямь доставляет столько хлопот? – светским тоном осведомился мужчина, взглядом указав на танский живот.

Бансабира поглядела на командира с недоверием – недоумок, что ли?

– Знаешь, будь у нас больше схожего, я бы сказала: «Сам попробуй». Но поскольку ты ограничен в некоторых… возможностях – да, ничего, кроме хлопот, мне беременность не дает. Впрочем, – поправилась танша через мгновение, – один плюс все-таки есть, если подумать.

– Какой именно? – Гистасп, с позволительного кивка танши, уселся на кровать, коль уж других кресел не было.

– Не делай вида, что не заметил. Я определенно стала больше полагаться на командиров, – хмыкнула женщина. Потом как-то враз погрустнела, встала, прошла к окну, размышляя о неведомости Кровавой Матери. Потерла подреберье, сцепила за спиной руки. Гистасп все это время сидел молча, не мешая и не сводя с танши глаз. – Нет, ты это видел? – Бану перевела на командующего взгляд и вернулась в кресло. – Они что, правда думали, что я поведусь на такую детскую уловку?

Гистасп с пониманием растянул губы в усмешке.

– Никто меня не воспринимает всерьез, – обиделась танша.

– Ну, стоит отдать им должное за настойчивость. Я думал, после попытки отравить вас вином они успокоятся. Вы нарочно послали за молоком? Проверить, как далеко готов зайти дед?

– Ну конечно, – со всей серьезностью согласилась Бану. Потом коротко взглянула на командира и с легким раздражением бросила: – Великая Шиада, разумеется, нет, Гистасп! Я просто хотела молока. Хотя и правда надеялась совместить приятное с полезным. По крайней мере, теперь я начинаю думать, что дед раздумал меня убивать.

– Это было очевидно с того момента, как он поприветствовал вас, – согласился Гистасп.

– Думаешь? – Бансабира посмотрела на соратника с недоверием.

Тот изумился:

– Само собой. Вы же и сами поня…

Рассматривая как никогда честные глаза главнокомандующей, которая совершенно точно ничего не поняла «с того самого момента», Гистасп охнул.

– Вы хотите сказать, что действовали так… как действовали, не будучи уверенной в том, что Ниитас решил во что бы то ни стало достичь соглашения?! – Гистасп выглядел не просто растерянным – он был по-настоящему шокирован.

– Да я и сейчас в это не верю ни на грош.

Гистасп, всплеснув руками, вздохнул не то обреченно, не то облегченно.

– Вы хоть представляете, насколько похожи на него?

– Я? Побойся Праматери, Гистасп.

– Я боюсь ее достаточно, чтобы говорить серьезно, тану. – Голос и взгляд командующего красноречиво убеждали, что он не шутит. – Его манера хмыкать и повторяться, столь отчаянно бесившая Раду, – это ведь не что иное, как способ сбить собеседника с толку, не дать сосредоточиться на главном и заставить его все время отвлекаться и тратить уйму сил на подавление банального раздражения. В то время как сам он выглядит просто до неприличия счастливым слабоумным кретином, который всегда остается в выигрыше. Вы уж меня извините.