Онлайн книга «Дверь с той стороны»
|
– Как же еще? – Что такое закон? Что – право? Существовало так называемое обычное право: обычай имел силу закона, им руководствовались. Обычай может быть нигде не записанным, но он существует. – И у вас была семья по обычаю? – Так принято в нашем кругу. Семья – это респектабельность, ровность поведения, авторитет. Самое страшное – лишиться авторитета. Мы ведь направляем действия других людей… Но лучше поговорим о вас, Вера. Я иногда думаю: вот вы веселы, заботливы… молоды. Не может быть, чтобы вы ничего не оставили там – на Анторе, Земле, или еще где-нибудь… Она чуть порозовела, довольная его вниманием. – Что оставила? Только мечты, пожалуй. Но это неинтересно. – Напротив! Расскажите, если вы не торопитесь. – Еще есть время. – Вера уселась чинно, скромно, как ученица перед экзаменатором. – Только что же рассказать? Хотела увидеть мир… и выбрать в нем для себя место по вкусу. – Дома вам не нравилось? – Не знаю. Нет, там было неплохо. Но хотелось чего-то, чего у нас нет. Хотелось жить в огромных городах… таких, в которых можно прожить всю жизнь и так и не узнать их до конца… – Да-да, вы правы: у нас теперь население городов целиком обновляется за два поколения… – А на Анторе все просто, ее населяет лишь третье поколение – хотя что я вам-то говорю! – И что же – вы так и не успели найти ничего по вкусу? – Наверное, нет. Хотелось искать еще и еще. Значит, не нашла. Наверное. – Ну, а, допустим, нашли бы. Перестали бы летать? – Я так думала. – И чем занялись бы? – Да уж что-нибудь нашлось бы. Разве мало дел? А скорее всего просто растила бы детей. – Любите детей? – Очень. Мне и здесь их не хватает. – А они у вас были? – Осела бы на месте – появились бы, – она сощурилась, засмеялась. – Или, вы думаете, меня нельзя полюбить? – Можно, – сказал Карский медленно. Все это оказалось неожиданным: и то, что Вера – одна из миллиардов людей со скромными (с точки зрения администратора) потребностями, из тех миллиардов, что привлекают внимание именно своим количеством. И то, что разговор вдруг зашел о любви – а он уж и не помнил, когда приходилось в последний раз говорить об этой трудно уловимой материи, которую все же приходится учитывать в государственных планах и проектах, – разговор зашел о любви, и он вдруг почувствовал, что краснеет, как не подобало бы члену Совета Федерации – пусть и несостоявшемуся. – Можно, – повторил он так же задумчиво. – Но… Сколько вам лет? – Достаточно: двадцать один. – Серьезный возраст. Вера… Вера у нас есть – это вы. Есть надежда: судя по вашим рассказам, это – доктор Карачаров. Кого или чего нам не хватает? – Наверное, все-таки Земли. – Я понимаю, почему вам так хочется вернуться. – По-моему, больше всех хочется вам, правда? Администратор помедлил. – Видите ли, скажу вам откровенно… – Стоит ли говорить иначе? – Дело в том, что я выпал. Выпал… Сколько мы уже путешествуем после ухода от Земли? – Скоро три месяца. – Предположим, через месяц мы вернемся. – Ой, вы серьезно верите в это? – Не знаю. Но пусть. Четыре месяца; неужели вы думаете, что такой пост, как мой, может четыре месяца оставаться незанятым? – Ну, и что же? Вы вернетесь, и вам освободят… – Вот теперь я вижу, что вы еще маленькая девочка. Подумайте, что вы говорите! Ведь мое место занимает другой человек! – Ну, пусть он… – Захочет ли он освободить место? И будет ли это целесообразно? Он ведь продвинулся вверх, вошел в курс дел; нет никаких оснований понижать его. Это как-никак, немалая обида. – А как же вы? – Я уже сказал: я выпал. – Но разве на Земле мало дел? – Начинать сначала хорошо в двадцать один год, а мне, куда больше. – Не так много. – Спасибо… Я ведь жил ради работы. Конкретной, той. Знал, что способен и могу продвинуться высоко. Так и вышло. – Вот этого мне не понять: к чему? Я вот никуда не хотела продвинуться и не хочу. – К чему? Собственно… я не задумывался над этим. Просто раз уж кто-то должен заниматься этим, то почему кто-то другой, а не я? Но если поразмыслить… Не знаю. Может быть, это инстинкт. Как инстинкт самосохранения, продолжения рода, обеспечения своему потомству наиболее благоприятных условий… – Может быть, до меня что-то не доходит, но если так и могло быть раньше, то теперь… Разве на Земле мне недоступно хоть что-то из того, что доступно другим? – Разумеется, вам доступно то же самое. Но затрата сил при этом будет неодинаковой. Видите ли, даже при самых благоприятных условиях планета не станет яблоком, которое можно без помех разрезать на сколько-то абсолютно равных частей, чтобы каждому досталось по ломтику. – По-моему, это очень устарелый инстинкт. – Согласен. Но мало ли в нас устарелого? Если смотреть с этой точки зрения, то человек давно уже не нуждается, скажем, в волосах. Хотя они и очень красивы. Ваши… Вера чуть отстранилась, и его ладонь повисла в воздухе. – Не надо. – Знаете – ночью, когда я просыпаюсь, мне иногда снова кажется, что это не лампа, а луна. Смешно, правда? – Вот не думала, что вы заговорите о луне. – Неужели я вовсе не похож на человека? – Люди бывают разные. Даже у нас на корабле. Нас мало, кажется, но к каждому относишься по-другому. Нарева, например, я побаиваюсь. А этот Петров, такой добродушный, все время сидит в своем уголке. Но взгляд у него иногда бывает очень молодым. – Петров… Да, конечно, как его здоровье? – Здоровье? По-моему, он не жалуется. – Хорошо… А что вы думаете обо мне? – Ну… зачем это вам? – Если не хотите, не отвечайте. – С вами интересно разговаривать. – И все? – Мне, кажется, пора. – Погодите. У вас еще есть время. Вере и самой не очень хотелось уходить. – Ну, еще пять минут я посижу. Ладно? Нарев лежал на диване и глядел на экран с таким интересом, словно показывали приключенческий фильм. Однако по экрану тянулись лишь длинные абзацы текста, медленно выплывая снизу и уходя вверх. Нарев протянул руку и чуть уменьшил скорость, чтобы можно было, читая, успевать думать над прочитанным. |