Онлайн книга «Что может быть проще времени?»
|
– Шериф сказал мне, что ты из «Фишхука». – Думаю, отрицать это бесполезно, – ответил Блэйн. – Мне никогда еще не приходилось говорить с людьми из «Фишхука», – слегка запинаясь, как будто беседовал скорее с собой, чем с Блэйном, произнес старый священник. – До меня доходили только слухи, а истории о «Фишхуке», которые я слышал, поразительны и невероятны. Одно время тут жил торговец, его факторию потом сожгли – но я так и не побывал у него. Люди бы меня не поняли. – Судя по тому, что произошло сегодня утром, я тоже думаю, что не поняли бы, – согласился Блэйн. – Говорят, что у тебя паранормальные… – Это называется «парапсих», – поправил его Блэйн. – Будем называть вещи своими именами. – Ты и правда таков? – Не понимаю, чем вызван ваш интерес, святой отец. – Только познавательными соображениями, – ответил отец Фланаган, – уверяю, чисто познавательными. Кое-что из этого интересует лично меня. Ты можешь говорить со мной так же свободно, как на исповеди. – Когда-то, – сказал Блэйн, – науку подозревали в том, что она скрытый враг всех религиозных догм. Сейчас повторяется то же самое. – Потому что люди снова боятся, – произнес священник. – Они запирают двери на все запоры. Они не выходят по ночам. На воротах и крышах своих домов рисуют кабалистические знаки – заметь, вместо Святого креста – кабалистические знаки. Они шепотом говорят о таких вещах, о которых никто не вспоминал со времен Средневековья. В глубине своих невежественных душ они трясутся от страха. От их древней веры мало что осталось. Конечно, они исполняют обряды, но по выражению лиц, по разговорам я вижу, что делается у них в душе. Они потеряли простое искусство верить. – Нет, святой отец, просто они очень растерянные люди. – Весь мир растерян, – сказал отец Фланаган. И он прав, подумал Блэйн: весь мир в растерянности. Потому что лишился кумира и, несмотря на все старания, никак не может найти другого. Мир лишился якоря, на котором он держался против бурь необъяснимого и непонятного, и теперь его несет по океану, не описанному ни в одной лоции. Одно время кумиром была наука. Она обладала логикой, смыслом, абсолютной точностью и охватывала все – от элементарных частиц до окраин Вселенной. Науке можно было доверять, потому что она прежде всего была обобщенной мудростью человечества. А потом настал день, когда Человек со всей его пресловутой техникой и всемогущими машинами был вышвырнут с небес назад на Землю. В тот день божество науки утратило часть своего ослепительного блеска, и чуть ослабла вера в него. Когда же Человек сумел достичь звезд без помощи каких-либо машин, культ механизмов окончательно рассыпался в прах. Наука, техника, машины все еще существовали, играли важную роль в повседневной жизни, однако им больше не поклонялись. Человек лишился своего бога. Но Человек не может жить без идеалов и целей, ему надо поклоняться какому-то абстрактному герою. А тут образовался вакуум, невыносимая пустота. В эту пустоту, несмотря на всю свою необычность, идеально вписалась паранормальная кинетика. Наконец-то появилось объяснение и оправдание всем полубезумным культам; наконец пришла надежда на конечное исполнение всех чаяний; наконец родилось нечто достаточно экзотичное или что можно было сделать достаточно экзотичным, чтобы удовлетворить человеческие эмоции во всей их глубине, – что никогда не было под силу простой машине. Наконец-то человечество – слава тебе господи! – овладело магией. Мир охватил колдовской бум. Как обычно, маятник качнулся слишком далеко и теперь несся в обратную сторону, распространяя по земле ужас и панику. И опять Человек потерял кумира, а взамен приобрел обновленные суеверия, которые, подобно вздымающейся волне, понесли его во мрак второго Средневековья. – Я много размышлял по этому поводу, – сказал отец Фланаган. – Мимо подобной темы не может пройти даже такой недостойный слуга Церкви, как я. Все, что касается души человеческой, интересует Церковь и Папу. Как бы в признательность за искренность Блэйн слегка поклонился, однако с долей обиды заметил: – Так значит, вы пришли меня изучать. Вы пришли меня допрашивать. – Я молил Бога, чтобы ты так не подумал, – печально произнес старый священник. – Видимо, у меня ничего не вышло. Я шел к тебе, надеясь, что ты сможешь помочь мне, а через меня – Церкви. Ведь Церкви, сын мой, тоже иногда нужна помощь. А ты – человек, умный человек – часть загадки, которую мы не можем разрешить. Я думал, ты мне в этом деле поможешь. – Ну что ж, я согласен, – подумав, ответил Блэйн. – Хотя и не думаю, что от этого будет какая-то польза. Вы заодно со всем городом. – Не совсем так, сын мой. Мы не благословляем, не осуждаем. Мы пока слишком мало знаем об этом. – Я расскажу о себе, – сказал Блэйн, – если это вас интересует. Я путешественник. Путешествовать по звездам – моя работа. Я забираюсь в машину, собственно даже не в машину, а в своеобразное символическое приспособление, которое позволяет мне высвободить разум, а может, даже подталкивает мой разум в нужном направлении. Она помогает ориентироваться… Нет, святой отец, обычными, простыми словами этого не объяснить, получается бессмыслица. – Я без усилий слежу за твоим рассказом. – Так насчет ориентации. Описать это языком слов невозможно. В науке принято объяснять языком математики, но это и не математика. Суть в том, что ты знаешь, куда тебе надо попасть, и там и оказываешься. – Колдовство? – Да нет же, черт побери… простите, святой отец. Нет, это не колдовство. Стоит только раз понять это, ощутить, и оно становится частью тебя, все оказывается легко и просто. Делать это так же естественно, как дышать, и так же просто, как падать со скользкого бревна. Представьте… – Мне кажется, – перебил отец Фланаган, – не стоит останавливаться на технических деталях. Лучше скажи мне, каково это – быть на другой планете? – Ничего особенного, – ответил Блэйн. – Обычно я чувствую себя так же, как, скажем, сейчас, когда я сижу и беседую с вами. Только поначалу – самые первые несколько раз – ты ощущаешь себя до непристойности обнаженным: один разум без тела… – И разум твой бродит повсюду? – Нет. Хоть это и возможно, конечно, но не бродит. Обычно стараешься не вылезать из механизма, который берешь с собой. – Механизма? – Записывающая аппаратура. Этот механизм собирает все данные и записывает их на пленку. Становится ясна вся картина полностью. Не только то, что видишь сам, – хотя ты в принципе скорее не видишь, а ощущаешь, – а все, абсолютно все, что только можно уловить. Теоретически, да и на практике тоже, машина собирает информацию, а разум служит только для ее интерпретации. – И что же ты там видел? |