Онлайн книга «Утешители»
|
Волосы у Луизы по-прежнему черные, хотя изрядно поредели. Она невысокая и, особенно если смотреть на нее сбоку, напоминает только что выкопанную сдвоенную картофелину: маленькая круглая голова – малый клубень, дородное тело – главный клубень, из-под коричневой юбки колоколом две тонкие ноги кажутся висящими корнями. Лицо анфас имеет форму квадрата и сужается по краям наподобие призмы. Складки лица глубокие, они, верно, делались все заметнее, после того как бабушке исполнилось тридцать лет, и кажется, будто они прорезают кожу до самых костей. А вот морщинки, наоборот, неглубокие, собираются на поверхности кожи, набегают и разбегаются как бесчисленные звездочки, когда она улыбается или удивляется. У нее глубоко посаженные черные глаза, очень маленькие руки и ноги. Она носит очки без оправы. Она все еще жива и почти не изменилась с того дня, когда Лоуренс спустился к завтраку. Тогда на ней было коричневое платье, коричневый шерстяной жакет с золочеными пуговицами, а в ушах бриллиантовые сережки. Лоуренс оглядел ее с головы до ног – он поступал так со всеми без исключения, – потом запустил вилку в баночку и извлек нечто длинное, белое и замаринованное. – Это что за диво? – Рубцы, – ответила она, – пальчики оближешь. Он привык к Луизиной стряпне – к рубцам, моллюскам, молокам и икре, к требухе, зобным и поджелудочным железам, птичьим потрошкам, к мозгам и желудкам жвачных животных. Луиза готовила их неспешно, долго и разнообразно: шпарила, шинковала, томила и варила на медленном огне; все это требовало множества кастрюлек с рассолами, бесконечных выварок, маринадов, чисток и добавлений сахарного песка. Она редко покупала нормальную вырезку или мясо на косточке и считала, что те, кто пренебрегает внутренними органами животных и моллюсками, сами не знают, что им на пользу. – Если б ты выиграла тридцать тысяч в лотерею, что бы ты сделала? – спросил Лоуренс. – Купила бы лодку. – А я катал бы тебя вверх и вниз по реке, – сказал Лоуренс. – Нам подошел бы плавучий домик. Помнишь, мы провели в таком две недели, я тогда первый год учился в приготовительной школе? – Я говорила о парусной лодке, в какой можно по морю плавать. А домик и вправду был милый. – Так ты яхту имела в виду? Потрясающе. – Скорее большую лодку, вот ее бы я купила. Такую, на какой можно переплыть Ла-Манш. – Комфортабельный катер, – подсказал Лоуренс. – Вот-вот, – согласилась она. – Потрясающе. Она промолчала, потому что его «потрясающе» было уж слишком, и Лоуренс сказал: – Мы могли бы поплавать по Средиземному морю. – Потрясающе. – Может, интереснее купить дом? – спросил Лоуренс, неожиданно вспомнив просьбу матери: «Если подвернется возможность, ты уж уговори ее принять от нас немного денег, чтоб она могла зажить со всеми удобствами». – Нет. Но если б выигрыш был меньше, я бы купила этот коттедж. Мистер Уэбстер точно бы продал. – Получи ты коттедж в свою полную собственность, я был бы в восторге. «Логово контрабандистов» просто премиленький домик. Уже договаривая, Лоуренс спохватился, что выражения вроде «в свою полную собственность» и «премиленький домик» выдавали, к чему он клонит, настолько не вписывались они в бабушкин стиль. – Знаю, к чему ты клонишь, – сказала Луиза. – Угостись сигаретой. – У меня свои. Почему ты не позволишь отцу купить тебе коттедж? У него есть деньги. – У меня и так все прекрасно. Закури мою, болгарскую. – Потрясающе! – произнес он, но добавил: – Просто великолепно. Откуда они у тебя? – Из Болгарии. По-моему, контрабанда через Танжер. Лоуренс изучил сигарету. Бабушка не устает удивлять. Снимает коттедж, а жизнь ведет старой пенсионерки. Ее дочь Хелена часто говорила: «Одному Богу ведомо, на что она живет. Но у нее, похоже, всегда всего вдоволь». Хелена жаловалась знакомым: «Мать ни от кого не примет и пенса. Такая независимая. Протестантские добродетели, сами понимаете. Одному Богу ведомо, на что она живет. Правда, она наполовину цыганка, так что без денег никогда не сидит». – Вот как! Значит, у вас, Хелена, в жилах цыганская кровь? Надо же, а вы такая белокурая, такая романтичная. Кто бы подумал… – Ну, время от времени кровь дает о себе знать, – обычно замечала Хелена. Муж Луизы умер, оставив ее без гроша, и за четыре года, что прошли с его смерти, она постепенно и в мелочах проявила непостижимую способность разживаться роскошными иноземными штучками. «Фиги Мандерса в сиропе», уже семьдесят лет известные своей торговой маркой (восточная дама, чьи формы скрыты под свободными одеждами, вожделенно устремляется к объекту своего поклонения, фиговому дереву), были единственным продуктом, который Луиза соглашалась принимать от семейства зятя. Она раздавала знакомым коричневые запечатанные баночки этого лакомства, тем самым напоминая им о грубой действительности, лежащей в основе этой показной традиции. «Дочка миссис Джепп была настоящей красавицей и вышла замуж за “Фиги Мандерса в сиропе”». – Передай отцу, – сказала Луиза, – что я не написала ему и не поблагодарила, потому что он весь в делах и писем не читает. Ему понравятся болгарские сигареты, у них пьянящий аромат. А мои фиги ему понравились? – О да, он был приятно удивлен. – Твоя мать так и написала мне в последнем письме. Но они ему понравились? – Уверен, что он пришел в полный восторг. Они всех нас очень развеселили. Луиза одержима страстью мариновать и консервировать и всегда в курсе новейших методов. Одни свои деликатесы она раскладывает по баночкам, другие закатывает в жестянки с помощью кухонной машинки для консервирования. Когда на адрес сэра Эдвина Мандерса прибыли две банки Луизиных фиг в сиропе, снабженные аккуратно надписанными карандашом ярлычками, Хелена поначалу встревожилась. «Она что, решила пошутить, Эдвин?» «Конечно, решила». Хелена не могла раскусить эту шутку и написала Луизе, что фиги их всех очень развеселили. – Они получили удовольствие? – выпытывала Луиза у Лоуренса. – Да, чудесные были фиги. – Не хуже Мандерсовых, мой милый, но не говори отцу, что я так сказала. – Лучше Мандерсовых, – заметил Лоуренс. – Значит, ты их попробовал, да? – Вообще-то нет. Но знаю – они прямо тают во рту, так сказала мама. (Ничего подобного Хелена не говорила.) – Поэтому я им и послала. Чтоб у них во рту таяли. Тебя угощу потом. Не представляю, что они имеют в виду – «очень развеселили». Передай отцу, что посылаю сигареты, чтоб его развеселить. Так и скажи ему, мой милый. Лоуренс затянулся болгарской сигаретой. |