Онлайн книга «Поклонение волхвов»
– «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли…» – Уверен, что заявление этого вашего посланника было менее любопытно. Вы улыбаетесь? – Вспомнил, как мы прошлый раз оказались в зоне этого самого Дао. – Это было Дэ. Оно было выражено словами, помните? Ничего он не помнит, индюк, индюшонок… – На Голанских высотах произошли очередные столкновения между израильскими и сирийскими войсками. – Есть свеженькие авиакатастрофы? – Да, позавчера, около Москвы. – Что на этот раз? Авиакатастрофы уже месяц идут сплошной чередой. Ил-62 врезается в маяк аэропорта. Чилийский самолет терпит крушение в Андах, идут поиски. Греческий лайнер падает в море возле Афин. Во Франции разбивается на посадке, еще один – в Италии. В Болгарии крылом задевает гору. Посуду убирают, на столике остается чашка кофе. По утрам он пьет кофе со сливками. – При взлете самолет Douglas DC-восемь-шестьдесят два компании Japan Air Lines потерял высоту и разбился. Из семидесяти шести человек погибло шестьдесят два. – Причина? – Самопроизвольный выпуск спойлеров либо отключение обоих двигателей из-за обледенения. – Семеновцев уже выслали? – Да, как обычно. Уже там. Пока справляются. Подняться, стянуть с горла салфетку. Жадно хрустит огонь березовыми дровами. Сухомлинов поправляет очки. То, что он служит американцам, кажется, правда. Но расстрелять человека просто так, при недостаточных уликах… – Что еще пишет ваша любимая «Правда»? Секретарь делает вид, что оценил шутку. – В Большом Кремлевском дворце состоялся объединенный пленум правлений творческих союзов и организаций СССР «Пятидесятилетие образования СССР и развитие советской многонациональной культуры». На пленум собрались известные писатели, кинематографисты, композиторы, художники, театральные деятели. Присутствуют секретари ЦК компартий союзных республик, руководители центральных и местных идеологических учреждений и ведомств, редакторы газет и журналов. Тепло встретили собравшиеся товарищей А. П. Кириленко, А. Я. Пельше, М. А. Суслова, П. Н. Демичева, Б. Н. Пономарева… – Что вы опять остановились? – Может, лучше прочесть «Моление Даниила Заточника»… как прошлый раз? Или из «Повести временных лет»? Освещение слегка мигнуло, потускнело, закачались подвески на светильниках. Пошевелился кофе в чашке, завибрировало кресло. – Что на этот раз? Невидимый бархатный голос заполнил комнату: – Ваше величество, ситуация полностью под контролем. Вашей безопасности и безопасности Двора ничего не угрожает. – То же самое, граф, нам сообщали и в феврале семнадцатого. – Выдержал паузу. – Я спрашиваю, что это было, граф? Почему не доложили? Вы ответите перед трибуналом. Бархат в интонациях министра поблек и стерся. – Зона Синей Тьмы, по учению Ибн Мутафии. – Кого? – Малоизвестный мусульманский гностик тринадцатого века. Откинулся в кресле – оно уже почти не дрожало, – прикрыл глаза: – Как я устал от этих ваших гностиков… – Настолько малоизвестный, что даже отсутствует в Карте Одинокого Дервиша, не говоря о Сводной карте трех учений, издании пятом, исправленном. Правая рука. Его правая рука. Длинные пальцы, сжавшие подлокотник. Если оторвать ее, она на секунду зависнет в пустом космосе комнаты, над столиком, где уже не подрагивает чашка, хотя остатки кофе все еще волнуются. – В единственном манускрипте, хранящемся в Каире, она изображена в виде барса с крыльями. Удар был нанесен правым крылом… Он не слушает. Свет снова меркнет. Он не слушает про барса. Он слушает приближающиеся шаги. Он сжимает губы. Оторвать правую руку от подлокотника, приготовить к приветственному жесту. Шаги гаснут у наружной двери, он слышит его дыхание. Слышит, как нетерпеливо дергает дверную ручку, все никак с ней не освоится, бедный… * * * Ленинград, 1 декабря 1972 года Длинные внутренности самолета освещены слабым светом. За иллюминатором крыло с двумя винтами, один начинает неуверенно вращаться, быстрее, еще быстрее… – Товарищи пассажиры! Сиденье под Николаем Кирилловичем, иллюминатор, гигиенический пакет, шторки – все начинает трястись. Вот и второй винт пришел в движение. Звук на полтона ниже. Лябемоль – ля. Ля-диез. С Гогой в детстве играли в такую угадайку. Разносят прохладительные напитки, пузырьки покалывают язык. Еще глоток. Бугристое небо в иллюминаторе. Пятнадцать лет назад оно было точно таким же. Он вышел тогда из Московского вокзала, постоял на светофоре, купил себе в ДЛТ немецкие туфли и на следующий день явился в консерваторию. Достает из пиджака листок из школьной тетрадки. Двигатели разучивают басовую партию. Старик в тюбетейке, сосед, шевелит бровями во сне. «Дорогой папа! Как твои дела? Как ты поживаешь? Как твоя музыка? Как обещала, я буду писать тебе письма каждый месяц. В них я буду рассказывать про свою жизнь, про маму, Павлика, про то, как учусь, а также про разные интересные случаи из жизни. Но пока таких случаев не было, если не считать нашу поездку в зимнюю сказку в Павловск». Николай Кириллович улыбается. Тогда от Неды с Юликом он все-таки звякнул на Гражданку. Неда была на кухне, Юлик, прихватив Фейхтвангера, удалился в туалет. А он подошел к телефону и набрал номер. Звонил через соседку, тетю Катю, у нее оставляли иногда детей. Тетя Катя была в курсе их семейных дел, держала сторону Лизы; с ним, когда звонил, общалась сквозь зубы. Но в тот вечер вино мягко стучало в ушах, язык сам говорил нужные слова, суровая тетя Катя, вздохнув, пошла звать Лизу. «Алло, Лиза?» Лиза к отъезду отнеслась спокойно, даже слишком, или просто сделала вид. Он, правда, тут же добавил, что продолжит передавать деньги, то есть высылать. Договорились, что перед отъездом погуляет с детьми, сводит в кино или кафе. Самолет все еще дрожит на месте, у соседа раскрылся откидной столик. Сосед шевельнул во сне бровью и почмокал. Внезапно шум убавился. Николай Кириллович наклонился к стеклу. Винты останавливаются. Зашуршало самолетное радио. – «Однажды россияне, – запел баритон в сопровождении балалайки, – Ванюши, Тани, Мани, танцуя на гулянье, открыли новый стиль!» Продолжение пейзанской песни потонуло в выкриках. – Что такое? Почему не летим? – Раз, раз… Говорит экипаж… |