Онлайн книга «Поклонение волхвов»
|
– А при чем здесь комета? – спрашивает Владимир. – Но они не имеют оболочки… – Я говорю, при чем здесь комета? – Подожди, Володя… Они не имеют оболочки, они не могут на земле находиться без оболочки. – Какой оболочки? – Материальной. Которая, значит, соответствует их виду. Бесплотному виду. Который не виден обычным зрением. – Бесы, что ль? – Не совсем. Это… как сказать… вроде пришельцев. Падшие ангелы. Давлат проводит в воздухе ладонью, сверху вниз. Владимир продолжает машинально листать альбом, но смотрит на Давлата. – Тогда они, – постукивает Давлат пальцем по столу, – побуждают художников создавать изображения людей. Абсолютно реалистичные, а не как прежде, в Средневековье. По всем законам линейной перспективы, забытым с Античности. Откапываются античные скульптуры, создаются новые. – Теперь ясно. Эпоха Возрождения, – кивает Владимир. – Ренессанс! – Да. – А для чего? – Что? – Духам это твоим для чего? – Я же сказал, они бесплотны, им необходимо хотя бы отдаленное их подобие. Чтобы вселиться и пребывать на Земле. Подобие, значит. Созданное человеческими руками. Кумиры, как у вас в Библии сказано. – В Торе, – морщится Владимир. – Вначале создавались «кумиры» для наиболее могущественных и высших из этих падших ангелов… – Высших из падших? – усмехнулся Владимир. – Да. Так возник «Давид» Микеланджело. «Венера» Боттичелли. Мона Лиза. Так за два столетия все эти высшие пришельцы расселились по картинам и статуям. Наступает пауза, слышно, как тонко льется вода в ванной. Николай Кириллович пытается сложить из чаинок фигуру. Давлат смотрит на Владимира: – Принес? Владимир загадочно глядит и уходит в коридор. Возвращается, кладет на стол, вытаскивает из пакета. Достает «Приму». Давлат начинает колдовать. Осторожно высыпает из сигарет табак. – Дальше-то расскажешь? – Владимир тоже берет немного травы, разглядывает. – Дальше… – Давлат ищет что-то на столе. – Дальше встал вопрос о других… падших духах, уже не таких высших… куда их селить. – На, – протягивает спички Владимир. – Рахмат! – Давлат нежно хлопает его по плечу. – Сам будешь? Совсем завязал? Владимир кивает. Давлат чиркает, закуривает, щурится, вертит в пальцах обгорелую спичку: – Гога их собирал, стены хотел обклеить. По кухне ползет непривычный запах. – Ты композитору предложи, – говорит Владимир. Давлат извиняется, что сразу не догадался. Подвигает газету с травой. Маэстро никогда не пробовал? Николай Кириллович сопит и мотает головой. – Я тебе говорю, композитор у нас – младенец. – Владимир насыпает травы, сворачивает. – У нас половина города это употребляет, от облучения спасается. – Я, наверное, не буду… – бормочет Николай Кириллович. Неожиданно соглашается – только попробовать. – Синий Дурбек тоже покуривает иногда. – Владимир протягивает, придвигает пальцем спички. – Ну что, Давлат, чем там твоя теория закончилась? – А вот чем! – поднимает альбом Пикассо. Листает, показывает. – «Авиньонские девушки», – читает название Владимир. – Или вот этим… – Давлат снова поднимает альбом. Николай Кириллович закашливается. – Побить по спине? – Владимир заносит кулак. Николай Кириллович мотает головой. – Вот чем это закончилось. – Давлат уже не поднимает альбом, а листает на коленях. – Всем низшим демонам были созданы оболочки. Пикассо, Мунк, Дали… – Это которого Ринатка тогда показывал? – Владимир теребит бороду. – Да. И еще сотни, тысячи… – Ты, получается, – за реализм? – Я вообще – ни за что. Реализм – тоже для демонов, только более хитрых. Это их маскировка. А вот тут, – погладил альбом, – все честно. – Я вам по-рабочему скажу. – Владимир уперся грудью в стол. – У нас в Торе написано, что любое изображение есть грех, и точка. Идоло… это… поклонничество. Грех изображать человека. И комета твоя, товарищ Ходжакулов, тут ни при чем. – Не всякое изображение… – Николай Кириллович вслушивается в свой, идущий издалека голос. – Не всякое… Давлат хорошо сказал, что в Средние века этого не было. – Чего не было? – Этого, – улыбается Николай Кириллович. Все трое молчат. Чай выпит, из носика вываливаются только крупные чаинки. – Мне вот такую историю рассказывали… историческую, – говорит Николай Кириллович, собирая мысли. – При царе Алексее Михайловиче в Москву приехал с Афона архимандрит. – Кто? – спрашивает Владимир. – Архимандрит с Афона, монах. – А имя Афоня отсюда? – Нет. Не знаю. И царь просит этого архимандрита… – Афон, Афоня. У нас в цеху был один… – …привезти с Афона список с чудотворной иконы Иверской Богоматери. – Что привезти? Какой список? – Володя, не мешай. – Давлат приоткрывает левый глаз. Он сидит, прислонясь к стенке и закрыв глаза. Отстукивает пальцем ритм. – Я не мешаю, я интересуюсь! – Не интересуйся… – Давлат снова закрывает глаз и отстукивает по столу. Николай Кириллович делает еще одну попытку налить чай. В пиалу вываливается еще несколько чаинок. – Архимандрит возвращается на Афон. И вот как делается этот список, копия эта с иконы. Вначале он собирает всех монахов, и они все молятся – всю ночь. Святят на молебне святые мощи и воду и обливают ею икону Иверской Богоматери. Потом всю эту воду собирают и обливают ею кипарисовую доску для новой иконы. Потом дают остаток этой воды и растолченные мощи иконописцу, тоже монаху, чтобы он смешал это с красками, когда будет писать новую икону… – А мощи – это от мертвецов? – не выдерживает Владимир. Давлат приоткрывает глаз и поднимает бровь. Николай Кириллович так увлечен, что не слышит вопроса. Он в третий раз берет чайник и трясет его над чашкой. Владимир поднимается и ставит большой чайник под кран. Николай Кириллович на секунду замирает, по звуку кажется, что рядом начинает извергаться водопад. – А тот иконописец, когда писал список, то употреблял пищу только по субботам и воскресеньям… Вот как тогда писали художники… Есть что попить? – Сейчас будет. – Владимир зажигает газ. – А насчет этих, мощей, я все равно не просек, что за технология… |