Книга Летящие к Солнцу. Книга 1. Вопрос веры, страница 22 – Василий Криптонов

— Знаешь, зачем я заставил тебя это сделать? — прозвучал голос отца.

— Нет, — просипел я.

— Чтобы ты понял: наркотики — это не ответ.

Я трижды сплюнул в снег, жалея, что нет смысла вызывать рвоту. Эта дрянь уже впитывалась в кровь через легкие.

— Вот спасибо! — простонал я. — А беседа о безопасном сексе будет?

— Непременно, в следующий раз.

— Тогда захвати с собой одну из тех девок.

— О, Николас! — Отец, судя по голосу, поморщился. — Они же все мертвые.

Я, наконец, справился со своим организмом. В голове все еще шумело, но я смог сесть и посмотреть в глаза отцу.

— А теперь серьезно. К чему этот цирк? Зачем ты пришел?

Отец улыбнулся.

— Who cares? — спросил он.

— Me.

— Really care?

— Говори уже по-русски, — попросил я. — Или хотя бы по-испански.

— Я хочу, чтобы ты ощутил разницу, — сказал папа. — Наркотик может скрасить мгновение. Скоро тебе станет легко и весело, и ты поймешь, о чем я. Но наркотик не заставляет тебя вставать утром с постели. И уж тем более не заставляет жить. Он просто искажает твое восприятие действительности и подавляет когнитивные способности…

— Папа, — перебил я. — Сегодня я употребил наркотик впервые в жизни. Ты что, издеваешься?

— Нет, сынок. Ты — наркоман со стажем.

Тут мне стало интересно, и я хихикнул. Без всякой связи.

— Для тебя каждый встречный человек — такая вот банка. — Отец ткнул пальцем в свое наркоманское устройство. — Ты жжешь человека до тех пор, пока не соберется достаточно дыма, вдыхаешь его и уходишь. Потому и мать перестала с тобой общаться. Мне она так и сказала: «Он выпил меня до дна». Сперва я подумал, что ты до семи лет сосал сиську, но потом до меня дошло.

Мне стало грустно, а в груди клокотало веселье. Что за дурацкий контраст? Я стукнул себя по груди, по голове, потом представил, как выгляжу со стороны и зашелся от смеха.

— А теперь вот Вероника и Джеронимо, — говорил отец. — Мне больно видеть, как ты пытаешься опустошить их. Снова и снова подносишь зажигалку, вдыхаешь дым, а его все больше. Но рано или поздно он закончится, и ты их оставишь — пустых, мертвых.

Я катался по снегу, рыдая от смеха. Нет, это мой эмоциональный двойник катался, а я будто стоял рядом и, краснея от злости, пытался заставить его вести себя прилично.

— Только здесь, в этой комнатке с обзором на весь мир, я понял, что мы лечили не ту болезнь, — гремел голос отца. — Ты не родился бездарным, Николас. Ты просто родился пустым, и до сих пор не нашел ничего, чем мог бы заполнить свою пустоту. Для Джеронимо это — солнце и дружба, манипуляции и изобретательство. Для Вероники — Джеронимо и отец, которые никогда не смогут примириться. Найди и ты что-то, что станет твоей душой. Ты ведь уже нашел, не так ли? Нашел, но по привычке пытаешься сожрать, вдохнуть или вколоть. Твой двойник веселится, а ты сам стоишь и смотришь равнодушным взглядом на похороны своего сердца. Вот что такое наркотики, сын. Вот почему это плохо. Ты должен есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.

Я задыхался, лежа на снегу. Голос отца еще звенел в ушах, но сам он исчез вместе с костром. Вдох, и легкие рвутся на части. Руки зашарили вокруг в поисках маски…

— Дебил!

Маска опустилась на лицо, и я увидел Веронику.

— Спасибо, — выдохнул я.

— Я тебе это «спасибо» знаешь, куда засуну? Не мог меня разбудить?

— Я привык писать в одиночестве…

— Точно дебил, — покачала головой Вероника. — Я думала, ты услышал…

— Что?

Она подняла палец, и я прислушался. Где-то гудел мотор, все ближе и ближе.

— Могу ошибаться, — сказала Вероника, — но это, кажется, броневик.

— Не ошибаешься, — успокоил ее я.

— Едет со стороны дома. Почему-то один…

Я понял ее замешательство. Единственный бронетранспортер, неспешно ползущий по снежной равнине — скорее убийца, чем спасатель.

Вероника стянула с плеча АКМ, вынула магазин, проверила ход затвора. Я перевернулся на живот, привстал, глядя в ту сторону, откуда доносился рокот. Видимо, солдаты нашли самолет и поехали от него по прямой — так же, как мы. Из-за пригорка уже поднималось зарево прожектора. Еще минута — и появится машина.

— На колени, — велела Вероника. — Руки за голову и грустно молчи. Если хочешь, можешь тихо плакать.

Я не спешил исполнять указ, и Вероника, вздохнув, пояснила:

— Каждый солдат дома Альтомирано знает, что существует два неприкасаемых человека в мире. Это Вероника Альтомирано и ее жертва. Хочешь жить — притворяйся.

— А может, я лучше буду Вероникой Альтомирано?

— Без проблем. — Под нос мне сунулось ложе автомата. — Вылезут, скорее всего, двое — их нужно снять так, чтоб крышка не захлопнулась. Водила тут же рванет. Догоняй и шмаляй в люк. Рожок один, бей короткими.

— Хорошо. — Я потянулся к оружию. — А можно при этом петь?

Она, выругавшись, отдернула автомат, и я схватил воздух. Ну, или что-то вроде воздуха. В голову мне тут же ткнулся ствол. Опять…

Громадина бронетранспортера выскочила из-за холма, и я нервно сглотнул. Если прямо сейчас водитель зевнет, мы превратимся в два неопознанных пятна под могучими гусеницами. Но водитель оказался профи — едва только нас озарило лучом прожектора, гусеницы перестали грохотать, и гул мотора сменился на сытое урчание. Тут мы (во всяком случае — я) оценили еще одно достоинство приборов ночного видения Джеронимо. Свет прожектора не ослеплял. Я видел транспортер, отброшенную крышку люка, двух солдат с автоматами в почти таких же, как у нас, масках.

— Идентифицируйтесь! — рявкнул один из них.

— Вероника Альтомирано. Как там папа?

— Кто второй?

— Николас Риверос.

— Где Джеронимо Альтомирано?

— Погиб при крушении.

Палатка стояла в полусотне метров, но Вероника солгала, не моргнув глазом. Зрением солдат был прожектор, и смотрел он на нас. А если отвлечется…

— Ты уснул? — Ствол толкнулся в висок. — Раздевайся!

Я повернул голову к Веронике, но в ее черных злых глазах не увидел ответа.

— Снимай комбинезон и все, что под ним, — процедила она сквозь зубы.

Потом добавила, обращаясь к солдатам:

— Мой брат погиб из-за этого подонка, и я хочу заставить его умолять о смерти. У нас есть время?

Солдаты переглянулись, пожали плечами. Я заметил, что известие о смерти Джеронимо изрядно обоих успокоило.

— Есть, — сказал один более мягким тоном. — А хочешь, заставим его бежать за транспортером, чтоб согреться? Имеется веревка.