
Онлайн книга «Летящие к Солнцу. Книга 1. Вопрос веры»
Когда, наконец, с той стороны к решетке подошли, Джеронимо требовал священника и внеочередной пленум, угрожая революцией. Явились трое. Двое вооруженных громил, а третий — старый знакомый, который снимал наручники. Он приволок поднос с тремя чашками. — Отвали-ка от решетки, малой, — сказал он Джеронимо. — Иначе что? — встрепенулся тот. — Иначе расстреляют. — Весомо… Джеронимо сел рядом со мной, я, покряхтывая, тоже занял сидячее положение. При взгляде на поднос, который солдат поставил на пол, чтобы отворить решетку, я почувствовал в желудке щемящую пустоту. Пицца уже переварилась, если вообще не была убедительной иллюзией. Вероника повернулась к прекрасному миру. Солдат, проталкивая ногой в камеру поднос, улыбнулся ей и помахал. — Я запомнил твои слова, и моя жизнь изменилась! — Поздравляю, — сказала Вероника. — Сколько нас здесь продержат? Солдат запер решетку, убрал ключ в карман и пожал плечами. — Старейшины решают. А я — хэзэ ваще. — Христофор Зигфрид Ваще! — провозгласил Джеронимо, приоткрыв одну из мисок. — Что это такое? — Тушеные грибы. — Я так понимаю, мы должны это есть? — А чего? — Ты сам это пробовал? Ты больной? У вас что, синтезатор сломался? — Нет синтезатора. Есть грибы. Вкусные и полезные грибы. Джеронимо, видно, разочаровавшись и не веря более ни глазам, ни ушам, встал на четвереньки и затеял нюхать грибы. Вероника подошла к решетке. — Мой брат лишился своих лекарств. Если вовремя не сделать ему укол, последствия могут быть плачевными. Есть у вас карфентанил? Или хотя бы промедол? — Галоперидол есть, — ответил солдат. — Но он строго по учету, для личного состава. Спрошу командира. — Спасибо, — кивнула Вероника. Джеронимо поднял голову. — Просто грибы — и все? Без картошки? Без лука? Без специй? — Там должен быть лавровый листик, — сказал солдат, явно собираясь уходить. — Постой! — Джеронимо властным жестом остановил его. — То, что ты принес… Скажи, ты смотрел «Зеленого слоника»? — Никак нет, мы смотрим только патриотические фильмы. Джеронимо встал, подхватил миску с грибами. — Сейчас я тебе покажу, что нужно делать с такими вещами. Трое солдат, Вероника и я смотрели, как Джеронимо тщательно вытряхивает миску в унитаз и пинком опускает рычаг слива. — Ну что? Это так сложно сделать самому? — вернулся он к решетке. — Обязательно дергать меня? У вас что, другой еды нет? — Есть жареные грибы. — Нет. — Вареные грибы. — Боже… — Маринованные грибы… — Замолчи, иначе меня вырвет! — завопил Джеронимо. — Кроме грибов — что? — Чай, — подумав, сказал солдат. — Aparatoso! [17] Принеси хотя бы чай. Солдат уже сделал шаг в сторону, но что-то его остановило, какая-то сложная мысль исказила лицо. — Грибной чай, — уточнил он. Джеронимо с ревом отбежал к нарам и забился в уголок. Солдаты ушли. Вероника взяла миску, перемешала содержимое и положила в рот кусочек. Пожевав несколько секунд, взглянула на меня и кивнула: — Съедобно. У меня от вида грибов, честно говоря, аппетит пропал совершенно, но я решил поесть из солидарности с Вероникой, потому что поведение Джеронимо становилось все более неприятным: — Еще бы не съедобно! — проворчал он в стену. — Этой жиробасине лишь бы пожрать. Подыхать скоро, а она все налопаться не может. Проигнорировав его, мы сели с мисками в дальнем углу камеры. — Почему ты ему все это спускаешь? — негромко спросил я. Вероника в ответ пожала плечами. — А что делать? Бить его? — Нет. Зачем? Можно ведь одними словами заставить его пожалеть о сказанном. У тебя бы это лучше вышло, ведь ты его знаешь, но и я могу прищучить, если хочешь. — Не хочу. — Она помолчала, пережевывая с отсутствующим видом гриб. — Но спасибо. На самом деле это что-то вроде игры. Он не бьет туда, где больно. Я не старая и не толстая, и прекрасно об этом знаю. Я вспомнил ее слезы у бронетранспортера и решил ступить на опасную почву: — Сегодня он, кажется, тебя зацепил какими-то карамельками. Ложка Вероники замерла между миской и ртом, задрожала. — Заметил? — шепнула она. — Заметил ли я, как кто-то рядом испытывает сильную эмоцию? Это что, вопрос? Она положила ложку и вытерла глаза рукавом комбинезона. — Когда ему было четыре, отец согласился оставить его в живых, но только на положении арестанта. Джеронимо сидел у себя в комнате. Я носила ему еду. Все то же самое, что ела сама, что ели солдаты. Только один день в неделю меня заменяла одна… женщина. Она таскала ему конфеты. Я злилась, что она его балует, видела, как он ждет воскресенья. А когда настал мой день рождения, меня освободили от строевой… Вообще от всего. И позволили торт, конфеты. Солдаты со мной немного посидели, но им это было скучно. Я собрала конфеты и пошла к Джеронимо. Мне-то все равно, что есть, так приучили. И, знаешь… Когда я вошла, он побежал мне навстречу с большим пакетом. «С днем рождения, сестра! — крикнул, протягивая пакет. — Вот! Это тебе! Конфеты! Они знаешь, какие вкусные?!» Вероника замолчала, глядя в стену. Я, не шевелясь и не дыша, ждал продолжения. — Он не ел конфеты, которые приносила та женщина, — донесся до меня шепот. — Откладывал к моему дню рождения. Думал, что конфеты — это такая редкость, которая только раз в неделю бывает, а мне не достается вовсе. Я тогда впервые в жизни солгала. Пила с ним чай и изображала восторг. А свои конфеты подарить так и не решилась. Моего эмоционального двойника рассказ поверг в ступор. Он и вообразить не мог, что двое детей, пьющих чай с конфетами, могут дать такую пищу. — Если я дружески положу руку тебе на плечо, ты мне ее снова вывихнешь? — спросил я. — Сломаю, — вздохнула Вероника. — Тогда мой эмоциональный двойник делает это в ментальной плоскости. Вероника усмехнулась. — Моя внутренняя богиня благодарна. Прости, что назвала душевнобольным ребенком. Случайно вырвалось. Вообще-то я имела в виду Джеронимо, но тут же испугалась, что он обидится, и… вот. — Да ладно, — махнул я ложкой. — Ты была права. Если в оскорблении нет кусочка правды, оно не работает. |