
Онлайн книга «Я буду любить тебя вечно»
А дом? Их красивый и теплый дом? Где всегда было уютно и вкусно. Разве Тася бы так могла? Да нет, просто смешно! Тася ничего не умела – к порядку и уюту приучена не была, в семье их было все наспех, кое-как, некрасиво и неопрятно. «Пролетарский быт» – так говорила она сама: скупо, неряшливо и плохо пахнет – вываркой с бельем, щами, ваксой для башмаков, запаренным веником. И уж точно не было бы в их с Тасей доме гостей с пирогами – людей Тася остерегалась и, пожалуй, не любила. А Зоя любила «справлять» – так и говорила: «Скоро майские! Как будем справлять? Ох, Новый год! Кого позовем?» И затевались холодцы, пироги. Пахло свежевымытыми полами, душистой мастикой, накрахмаленной скатертью. Пахло жизнью… И Александр пошел прочь от Тасиного дома. Быстро пошел. Раздавленный, обескураженный, словно сегодня, сейчас, он узнал страшную тайну. Страшную тайну про себя самого. Мишка. Дальше был Мишка… Кстати! Именно Мишка говорил: выбрось ты весь этот бред из своей головы! Тасю свою. Носишься с ней, а у тебя рядом Зоя… Потом понял: Мишка, лучший друг, был влюблен в его жену. Всю жизнь был влюблен. Жену свою, Беллочку, любил, а в Зою был влюблен. Так тоже бывает. Такие дела… Ах, как глупо все получилось… Не просто глупо – кошмарно глупо. Глупо, бестолково, нелепо. И еще – некрасиво. Мишка, друг юности. Хранитель Шуркиных тайн. Они, казалось, знали друг про друга все. Но Александр потом понял – не все! Про то, что Мишка влюблен в Зою, – не знал. Тот хорошо скрывал свои чувства и симпатию. Дружили они с далекой молодости. Дружили взахлеб – встречались каждую неделю в сквере на Патриках и шли пить пиво. Или кофе. Или чай. На что были деньги, какая разница? Главное – шли! Чтобы выговориться, наговориться. Поведать о том, что на душе. Пожаловаться, наконец, на начальника, на детей, на жену. Последнее бывало совсем редко – у Александра так никогда. О Зое – плохо сказать? Смешно! Мишкина жена Белла была «той еще штучкой». «Та еще штучка, эта Белинда!» – говорила Мишкина мама, тетя Рахиль, затягиваясь «Беломором». С юмором у нее было прекрасно. Тетя Рахиль – фронтовичка. Вдова с тридцати шести лет. И больше – ни-ни! «После моего Сени? Вы что, смеетесь?» Мишка и мать были большие друзья. И Шурка, лучший Мишкин друг, обожал тетю Рахиль. А ее фаршированная рыба и орешки в меду? А пирожки с ливером? Крохотные, с палец, жаренные на сковородке. А юмор тети Рахили, ее фронтовые рассказы и байки? Мишка мать обожал. Ах, как он смотрел на нее! Так не смотрят на девушку. Это тетя Рахиль сказала Александру, увидев Зою: – Ох, Шурка, не будь дураком! Хватай и беги! Упустишь такую девчонку – будешь полный дрек мит фефер! Идиёт будешь, как говорила моя бабушка Песя. Думаешь, я хочу в невестки только еврейку? Нет! Нет и нет! Даже скорее всего не хочу! Почему? – спрашивала она и, не дожидаясь ответа, тут же продолжала: – А вот почему! Еврейки любят болеть! Нет, конечно, не все, но большинство. Еще они очень самолюбивы, капризны, избалованы, очень любят поныть. Распоряжаются семейным бюджетом. Портят детей – мамаши из них сумасшедшие. Готовят, конечно, прекрасно. Правда, почти все умные. Почти! И налево не шляются. Тоже – почти! – И она начинала заливисто смеяться. – Ну и всякое другое, – добавляла она. – Какое другое? – уточнял Александр. – Многое! – уклончиво и многозначительно отвечала тетя Рахиль. – А вы? – не сдавался он. – Вот вы никогда не болеете! Мишку вы не испортили. А поныть – я ни разу не слышал! Тетя Рахиль смеялась: – Нет, Шурка! Я ною! Только ною я про себя. Невесту Мишка привел именно такую, которой остерегалась тетя Рахиль. Беллочка была капризна, избалована и обожала пожаловаться на жизнь. А самое главное, что она постоянно болела. Приходя к Мишке, Александр видел закрытую дверь в супружескую спальню. – А Беллочка? – спрашивал он. – Ей нездоровится, – грустно вздыхал верный друг. – Что-нибудь серьезное? – интересовался поначалу Александр. Мишка отводил глаза: – Ничего. Просто недомогание. Что такое недомогание, Александр не понимал. Совсем не понимал. Словом, напророчила мудрая Мишкина мать. И еще – Беллочка не готовила. Совсем не готовила, говорила, что кухню не любит. Питались полуфабрикатами из кулинарии и тем, что приготовит неловкий Мишка. Зоя тогда рассмеялась: – А кто ж эту кухню любит, господи? Ведь каторжный труд! Монотонный и осточертевший! Придешь с работы – к плите. Как приговоренная. В выходные – к плите! Посадили на цепь и сиди! Но Беллочку на цепь не посадили. И за готовку, и за все остальное отвечал бедный Мишка. Звонил матери уточнить рецепт. Поначалу тетя Рахиль воодушевленно рассказывала и диктовала. А потом, когда сообразила, что готовить будет не сноха, а любимый сын, швыряла трубку. – С таким идиётом я даже говорить не хочу! На красивом и бледном Беллочкином лице навсегда застыла гримаса страдания. Как-то отправились семьями в Прибалтику, в Юрмалу. Сняли полдома в Майори – всем по комнате, общая кухня. Решили так – два дня готовит Зоя на всех. А два дня – «вы уж там сами решите, как у вас принято, – предложила она Мишке. – Я же тоже в отпуске, правда?». Но увидев поутру Мишку на кухне, схватила из его рук нож и взялась крошить капусту на борщ. – Иди уж, бедолага! Я справлюсь. Понятно, дружбы с Беллочкой у Зои не получилось. Но – терпела ее мужественно ради мужа. Спустя восемь лет брака Беллочка «сделала одолжение» и родила Мишке дочь. Надо ли говорить, кто стирал и гладил пеленки, варил кашу и водил дочку в сад? Но самое главное – делал все это Мишка с превеликим удовольствием, именно он оказался «еврейской трепетной матерью». А Беллочка продолжала хворать. Конфликт у Александра с Мишкой вышел глупым. Нет – глупейшим! Сцепились по поводу политической обстановки – ну не придурки? А вот заклинило их накрепко, причем обоих сразу. Разобиделись друг на друга страшно и, как оказалось, навсегда. Сколько Зоя ни билась, чтобы их помирить, – безуспешно. Конечно, каждый в душе ждал, что первым придет мириться другой. И у обоих ума не хватило. Однажды услышал, как Зоя шепотом разговаривает с Мишкой – уговаривает его, увещевает. О чем – понял сразу. Распетушился, устроил скандал – что ты лезешь? Справимся и без тебя. А ведь не справились. Так и бодались сами с собой. С тех пор прошло много лет. Постепенно обида и боль отошли. Почти отошли. Почти забылись. Сын женился, уехал, родились внучки. Александр вылетел с работы и впал в депрессию. А потом заболела Зоя. |