Книга Что скрывают красные маки, страница 47 – Виктория Платова

— По-моему, это важная информация. — Бахметьев попытался скрыть обиду.

— По-моему, тоже, — легко согласилась Мустаева. — Вы сделали скриншот фотографии?

— А надо?

— Значит, нет. Напрасно.

— Фотография лежит в открытом доступе. И довольно давно. Вряд ли с ней что-нибудь случится за день или два.

— В любом случае вы молодец.

— Не это главное. — Анн Дмитьнааа была немедленно прощена Бахметьевым. — Главное, что в выборе жертв появилась какая-то осмысленность. Случайным его не назовешь.

Бахметьев хотел было развить эту мысль и вдруг замолчал. Он как будто оказался перед дверью, подозрительно похожей на хорошо знакомую ему подъездную дверь на Австрийской площади. С широкой клавишей с номером четыре — против таблички психоаналитического кабинета Я. В. Вайнрух. Ничего не стоит нажать ее, но Бахметьев все медлит и медлит, потому что это — не реальная клавиша, не реальная дверь. До того белая, клавиша стремительно темнеет и покрывается трещинами, сквозь которые начинает сочиться какая-то субстанция — то ли болотная жижа, то ли кровь. А потом — что совсем уже невыносимо — выпрыгивают стеклянные шарики. Безобидные на первый взгляд, разве что перепачканные землей и той самой субстанцией, болотной жижей, кровью. С дверью все тоже далеко не в порядке, она словно раздумывает, что ей сделать в следующий момент — рассохнуться или сгнить к чертям; и то и другое ей по силам. Следующий этап — маки, красное на зеленом, Красное и зеленое. И без разницы, какими будут маки — живыми или нарисованными на двери. Главное, что они — будут.

Или уже есть.

— Я позвоню? — пергаментными губами прошелестел Бахметьев.

— Конечно. — Сей-Сёнагон пожала плечами и приглушила музыку.

Звонить было бесполезно, он знал это со слов Лилии Геннадьевны, с которой у Яны Вайнрух был проработан механизм возвращения, — детально и давно. И Бахметьев в этом механизме — никому не нужный шарикоподшипник, совершенно никчемный, лишний, не пришей кобыле хвост. Но вдруг Яна включила телефон? Может быть такое? Может. Пусть бахметьевские красно-зеленые предположения нелепы, пусть он паникует заранее и не по делу. Но звонить он будет и дальше — и в сто тридцать третий китайский раз, и в девятьсот сорок восьмой оперуполномоченный. Потому что это — единственный способ чертову, невесть откуда взявшуюся панику унять.

Бесстрастный голос телефонного робота в очередной раз сообщил Бахметьеву, что абонент находится вне зоны действия сети.

Плохие известия. Плохой день.

И Мустаева сделала его еще хуже, когда совершенно нейтральным голосом произнесла:

— Да, на случайность все это непохоже. Две девушки, общавшиеся с Яной, мертвы. Осталось только выяснить, была ли она знакома с третьей.

— А если — да?

— Тогда это версия, очень похожая на правду. Убийца прямо или косвенно связан с Вайнрух, отсюда все несчастья.

Версия, очень похожая на правду, снова заставила Бахметьева паниковать.

— Прямо? Что значит — прямо?

— Откуда же мне знать? Кто-то из ее окружения. Сетевые фанаты. Вы же изучали ее аккаунт, Женя. Сколько у нее подписчиков?

— Двенадцать тысяч восемьдесят один человек. — Бахметьев никогда не замечал за собой цифирной точности, а вот поди ж ты! Все, к чему имеет отношение Яна Вайнрух, врезается в память намертво. — На вчерашний день.

— Считайте, что к сегодняшнему прибавилось еще полдесятка страждущих. Интернет-секты — вещь заразная. Все жаждут успокоения и психологического релакса. И даже катарсиса, не побоюсь этого слова.

— А какое отношение психологический релакс может иметь к убийствам? Тем более… э-э… катарсис?

— Самое непосредственное. Серийный убийца после содеянного именно это и испытывает — катарсис с последующим релаксом. И среди стада в двенадцать тысяч голов обязательно найдется хотя бы один психопат. И полтысячи городских сумасшедших. И тысяч шесть с психологическими проблемами разной этимологии.

— С чего вы взяли?

— Только так и не иначе. — Из фарфороволицей красотки снова вылез задрыга-Ковешников. — Зачем тогда подписываться на страницу психоаналитика, если у тебя все в порядке? И все внутри разложено по полочками, а не запихнуто кое-как на антресоли.

— Ну… особой психоаналитики я там не увидел. Истории из жизни. Грустные, но с оптимистическим концом. Утешающие. Поучительные.

— И не замечаешь, как втягиваешься?

— Что-то вроде того, — вынужден был признать Бахметьев.

— И жаждешь продолжения банкета?

— Угу.

— Это и есть психоаналитика, Женя. Но нас сейчас интересует не она.

— Психопат?

— Именно.

— Не получается, — после секундного раздумья произнес Бахметьев. — Не получается человек из Сети. В смысле — подписчик.

— Почему? — Мустаева едва ли не впервые с момента их знакомства посмотрела на опера с интересом.

— Кроме подписчиков у Яны Вайнрух имеются френды. Ни Капущак, ни Ромашкиной среди них нет. И никаких упоминаний об этих девушках тоже нет. Они — реальные знакомые, не сетевые. Понимаете? И если психопат выплыл из Интернета, как он мог узнать о них?

— Фотография, — напомнила Анн Дмитьнааа скучным голосом. — Та, африканская, как вы утверждаете. Она ведь в открытом доступе?

— Да, — вынужден был признать Бахметьев.

— В принципе что мы тут гадаем? Проще спросить у самой Вайнрух. Она ведь идеальный свидетель, по вашим словам. И могла бы очень помочь нам уже в силу специфики профессии…

И снова в Бахметьева полетели испачканные кровью и землей стеклянные шарики, а затылок похолодел.

— Я пытался с ней связаться, чтобы поговорить об этом.

— И что?

— Она вне зоны доступа. Второй день.

— Психоаналитик с обширной практикой вне зоны доступа? Странно. Но есть же другие способы связи, кроме телефона. Можно подъехать к ней домой. Или, к примеру в загородный дом ее родителей.

— Если она в Питере. Или вообще в стране.

— Это легко выяснить, — улыбнулась Мустаева, и улыбка эта была сочувственной и немного грустной, как будто Сей-Сёнагон заранее жалела слугу, принесшего колотушку счастья.

— Есть и еще одна странность. — Бахметьев аккуратно побарабанил пальцами по кожаному подлокотнику. — Помните, я позвонил вам, чтобы сообщить о Яне Вайнрух?

— Отлично помню.

— Вы сказали о ней — виделись несколько раз. А теперь оказывается, что вы учились вместе. И обменивались книгами. И вы знаете о ее родителях. И про драконовое дерево. И про африканскую акацию. И про загородный дом.

Через секунду Бахметьев едва не утонул в волнах шерстяного мустаевского смеха.