Онлайн книга «Не откладывай убийство на завтра»
|
– В твою гримерку я не заходила. – Ложь! Наглая ложь, ты прошмыгнула туда, когда я разговаривала с Максом. – В чем дело? – Голос Ручкина перекрыл визг Стальмаковой. – У нее спроси, – Нателла сверлила Таньку испепеляющим взглядом. Марина подошла к Стальмаковой, пытаясь успокоить актрису: – Нателла Леонидовна, не надо… – Отойди от меня! Я этого так не оставлю, ты пожалеешь! Наблюдавшая за истерикой Стальмаковой Лилиана явно получала большое удовольствие. – Нателла, Татьяна, прекратите склоку! Карпова, быстро займи свое место, Нателла, иди… успокойся. – Ты пожалеешь! – прошептала Стальмакова и убежала. Серебряковой принесли кофе. – Сколько раз можно повторять, я пью холодный кофе!!! Неужели трудно запомнить? – Лилиана Всеволодовна… – Не хочу ничего слышать, – она знаком показала ассистентке Марине отнести напиток в гримерку. Устроившись на диване, Серебрякова кивнула: – Я готова. – Грехи мои тяжкие, – Константин возвел руки к потолку, – эти бабские склоки меня доконают! Татьяна села на диван рядом с Лилианой. – Так… тишина на площадке. Марина жестом показала Катарине взять поднос. В ту же секунду перед ее носом щелкнула хлопушка. – Мо-о-о-тор! Начали! Копейкиной не раз приходилось слышать о боязни камеры, но она и не предполагала, что страх перед объективом настолько велик. Тело ее окаменело, ноги начали подгибаться, в голове словно застучали стальные молоточки, кровь прилила к вискам. Застыв на месте, Катка попыталась шагнуть, но ноги не слушались, казалось, ее конечности накрепко прибили к полу десятисантиметровыми гвоздями. Марина интенсивно размахивала руками. – Стоп! – Константин вскочил с кресла. – Послушай, Катя… – Ката. – Да мне по фигу, как тебя зовут, хоть Дездемона фон Штрахцигель! Какого хрена стоишь, ты слышала команду – «мотор»? – Да, но я вдруг… – Никаких вдруг, после слова «мотор» начинай переставлять свои бревна, ясно? Копейкина кивнула, пытаясь справиться с внезапно подступившей тошнотой. Ей стало очень жарко, лицо запылало. – Приготовились, – возвестил Ручкин. Снова противная хлопушка замаячила перед глазами. – МОТОР! Начали! Стараясь не уронить поднос, Катка сделала первый шаг. На подносе покоилась маленькая чашечка, но от страха ей казалось, что она несет пудовую гирю. Руки так и норовили подвести хозяйку. Наконец, приблизившись к столику, Копейкина пролепетала: – Не желаешь кофейку, Танюш? – Стоп! Стоп! Стоп! Ты что несешь, мать твою так-растак, какая Танюша, какой кофеек? Решила поиздеваться? Катарина закрыла глаза. «Боже, от волнения я все перепутала, я забыла, как зовут героиню Татьяны!». – Константин Вольдемарович, бога ради, простите, я забыла текст. – Текст забыла… ты голову забыла, вернее, у тебя ее никогда не было. Какой, к чертям собачьим, текст, два слова? Ты не в состоянии запомнить два простых слова? «Четыре, я точно помню, что должна произнести четыре слова». – Ваш кофе, Наталья Евгеньевна! – орал режиссер. – И все! От тебя больше ничего не требуют! Запомни, не кофеек, а кофе, и не Танюша, а Наталья Евгеньевна! И – «не желаете», черт возьми, а просто – «ваш кофе»! – Извините. – Катка, все будет хорошо, – подбодрила Карпова. Единственным желанием Копейкиной было бросить ненавистный поднос и бежать. Бежать со съемочной площадки куда угодно, лишь бы не видеть всех этих людей и, главное, режиссера, которого она уже ненавидела. Три следующих дубля ситуация никак не менялась: Катарина упорно путала текст. «Ваш чай, Елизавета Матвеевна», «Не желаете ли выпить горячего сока», и так далее. На лбу Ручкина выступила испарина. После очередного «стоп» гримеры начали поправлять макияж Серебряковой и Карповой. – Она даун, она точно даун! Стопроцентный! Ее надо отвезти в психушку! – лилось из уст режиссера. – Татьяна, где ты ее откопала? Эта штучка не в состоянии запомнить одной долбаной элементарной фразы! Из-за нее мы все теряем время, черт вас дери, время… ты понимаешь, что это такое? – Константин посмотрел на Кату. – Скорее всего, не понимаешь, так я объясню. Это огромные деньги, каждый твой промах влетает нам в копеечку, следующий блок серий должен быть готов через неделю, а мы не можем снять эпизод с прислугой! Невероятным усилием воли Копейкиной удалось удержаться на ногах. – Подправьте ей лицо, она вся мокрая, и давайте, в конце концов, соберемся. Идея Карповна подошла к Катке, занявшись «ремонтом». – Крепись, деваха, – прошептала гримерша, – я же тебя предупреждала – съедят. Но это цветочки, небольшая разминка, иногда здесь такие войны разыгрываются, жуть! – Идея Карповна, вы из нее королеву хотите сделать, нельзя ли побыстрей, хватит возиться! – Черт малахольный, – еле слышно сказала старуха и отошла от Копейкиной. – Начали! Видимо, сегодня действительно был несчастливый день. С десятого дубля Катарине наконец удалось сказать фразу, но потом начало «клинить» Серебрякову. Ручкин напоминал душевнобольного, его вопли слышались отовсюду. Стоя рядом с Идеей Карповной, Ката вжала голову в плечи. Снимали сцену разговора матери с дочерью, то бишь Лилианы и Карповой. После того как Катарина принесла кофе, героиня Танюши должна была начать скандалить с матерью. Если Танька играла великолепно, то игра Лилианы оставляла желать лучшего. – Лилиана, дорогая моя… любимая… драгоценная, – умоляющим голосом шипел Ручкин, – что с тобой сегодня происходит, ты не знаешь текста? – Мне надо передохнуть пятнадцать минут, – Серебрякова бросила быстрый взгляд на режиссера. – Дьявол, что опять не так? – Все так, котик, просто мне нужен перерыв. Ручкин посинел. – Перерыв – пятнадцать минут, – возвестил он, направляясь к Серебряковой, – Лилиана… – Не сейчас, Константин Вольдемарович, не сейчас, мне нужно побыть одной. – Но… – Пятнадцать минут! Воспользовавшись перерывом, Ката хотела подойти к Танюхе, но ее окликнула Лилиана: – Катарина, могу я поговорить с тобой? – Со мной? – Да, если не возражаешь, давай пройдем в гримерку. |