Онлайн книга «Она доведена до отчаяния»
|
Папа отвел взгляд. – Что там у нас на ужин? – спросил он. – Давай закажем пиццу. Синяк на маминой губе стал желтовато-зеленым. – Я по тебе соскучилась, дочка, – сказала она. – Что нового? – спросила она. – Ничего, – пожала я плечами. – За несколько дней ничего? – Джанет на следующей неделе устраивает ночной девичник по случаю начала занятий. Я, она и еще шесть девочек. – А как прошла неделя? Вы с папой говорили? – Постоянно говорили. Нам было здорово. Ни одной секунды не скучали. – Он что-нибудь сказал? – О чем? – Ни о чем. В доме бабушки пахло камфарой и повсюду стояли статуэтки святых. На первом этаже, оклеенном старыми безвкусными обоями с розовыми фламинго, вдоль лестницы висели семейные фотографии – по одной рамке на каждую ступеньку. Вот фотография моей матери и ее подруги Женевы Свит: девушки в белых платьях и с прическами сороковых годов обнимают друг друга за талии. Сделанный в день окончания школы снимок младшего брата моей матери, дяди Эдди, утонувшего в девятнадцать лет. Свадебные фотографии папы с мамой и бабушки с дедушкой. Мне почти стало жалко бабушку, торжественно стоявшую в атласном платье рядом с женихом, не ведая, что ей суждено потерять мужа, сына и внука, Энтони-младшего. – Правда, интересно рассматривать старые фотографии? – спросила мать, увидев, что я стою на лестнице. – Не особенно, – пожала я плечами. До самого отъезда я нарочно сидела на диване, тупо уставившись в телевизор, односложно отвечала на вопросы бабушки и гримасничала от ее еды. В автобусе мать начала болтать, какое у нее было детство и что если бы она могла что-то в себе изменить, то избавилась бы от робости. Бабушка хотела как лучше, но… – …поэтому когда появился Тони и начал мне названивать, окружил таким вниманием, я просто не устояла… – Какой сейчас смысл об этом говорить? – вздохнула я. – Как, он тебе ничего не сказал? Я же поэтому и согласилась оставить тебя на неделю! Твой отец попросил о разводе, он от нас уходит. Автобус с урчанием ехал по автостраде, везя нас домой. В голову мне словно напихали ваты. – Глупость какая, – произнесла я наконец. – Зачем же он строил бассейн, если решил уйти? Мать взяла меня за руку. – Нам придется переехать? – спросила я. – Нет, переезжает он. Уже переехал. – Куда? – В Нью-Джерси. – А как же работа? Или Мэсикоттша тоже переезжает? – Миссис Мэсикотт его уволила за интрижку с одной из ее жиличек. Она их застукала и пришла в ярость. Минут пять мы молчали. Обивка кресла передо мной зарябила от слез. – Забавно, – произнесла после молчания мать. – Ее не волновало, что у него жена и дочь, а новой любовницы не стерпела… У тебя есть вопросы? – Кому достанется «Кадиллак»? – спросила я. – Нам. Тебе и мне. Вот ирония судьбы, да? – А можно, я все равно пойду к Джанет на девичник с ночевкой? Неделю я плавала, выглядывая из воды при малейшем шуме. Всякий раз, когда звонила Джанет, я думала, что это папа. В пятницу мать робко вышла к бассейну в пляжном халате, неся все необходимое – чашку чая, сигареты и спрей для носа. Она неловко открыла сетчатую дверцу, подошла к воде и попробовала ее краем мыска. – Холодная, – пожаловалась она. Сбросив халат, мама чинно присела на плетеный стул. – Как хорошо… Вылези из воды, поговори со мной. Я села на край бассейна, мокрая и нетерпеливая. – Я как раз начала плавать свою норму, – сказала я. – Что ты хочешь? – Ничего, просто твоей компании. Можно задать тебе вопрос? – Ну? – Так, обычная глупость… Мне просто интересно… Если бы ты меня не знала, если бы увидела впервые на улице, совсем незнакомую, как бы ты решила – я красивая или нет? На ней был старый безвкусный раздельный купальник, который она начала носить, когда растолстела: верх в цветочек, белые трусы с юбочкой и валик синевато-белой жирной плоти между ними. – Не знаю, – ответила я. – Наверное, ничего себе. Она вглядывалась в мое лицо, ища правды. А правда, как я ее понимала, была в том, что папа не ушел бы, не будь мать Мисс Безнадегой. – Правда ничего? – переспросила она. – Ничего себе жирдяйка! Ее губы задрожали. Мать потянулась за своим спреем. – Боже, да я пошутила! – скривилась я. – Уже и шуток не понимаешь? От папы пришло письмо с почтовым штемпелем Нью-Джерси – один тетрадный листок с обещаниями продолжать любить и платить алименты. Но не было ни слова объяснений, почему он плавал со мной всю неделю, не сказав мне правды, и как можно так сильно захотеть какую-то женщину, чтобы бросить нас. Я впервые обратила внимание на его манеру письма: неуверенные, слабые строки, совсем не похожие на папин характер. «Донна очень хочет с тобой познакомиться, – говорилось в письме, – как только момент будет подходящий». На девичнике у Джанет я сказала Китти Коффи, что она воняет, как хорек, и обрадовалась, когда она расплакалась. Я жадно ела, танцевала до пота и так громко хохотала, что миссис Норд пришла и попросила меня: – Потише, дорогая, ладно? А то тебя слышно по всему дому. «Заткнись, шлюха», – подумала я, но ограничилась гримасой. Я подначивала девчонок не спать, пока хватит сил. Когда задремала последняя, меня вдруг затрясло – сильно и неподконтрольно. Может, папа ушел, потому что я плохая? Потому что я желала, чтобы он женился на миссис Норд вместо мамы? Потому что я сказала маме, что она некрасивая? К рассвету глаза щипало от бессонной ночи. Я на цыпочках прошла между бугорками из одеял на полу, представляя, что все подруги стали жертвами какого-нибудь глобального взрыва, а я, единственная неспящая, выжила. Снаружи медленно серело. Во дворе Нордов чирикали птицы. Я оделась, спустилась в холл, босиком вышла из дома и поехала на велосипеде на Боболинк-драйв. У бассейна гудел испортившийся фильтр. Вода была серебристой и гладкой. На столбике забора сидел Пети. Прищелкивая языком, я подобралась поближе, повторяя его кличку. Рука сама поднялась и накрыла его. Попугай слабо клюнул мою ладонь. Я чувствовала под пальцами его хрупкие косточки. Входную дверь я отперла своим новым блестящим ключом. Мама в спальне, совершенно голая, стояла перед зеркалом, приподняв груди нежно и с любовью, совсем как мы с Джанет новорожденных котят. Вот мы и две женщины, подумалось мне. |