
Онлайн книга «Исцеляющая»
– Как же здорово, что ты снова дома! Кармен крепко прижала к себе Эйву. Выпирающий живот мачехи колыхался между ними. Но не успела она заключить падчерицу в объятия, как та ловко вывернулась из них. – У нас огромные планы на нынешний вечер, – как ни в чем не бывало продолжила Кармен, привыкшая к строптивости девочки. – Бренда сподобилась испечь пирог, а ты ведь знаешь, что она берется за стряпню разве что под дулом пистолета. – В следующий раз я, пожалуй, возьмусь кухарить, только если кто-нибудь из вас помрет, – заверила, подходя к ним, Бренда – высокая и гибкая, как ива, женщина с короной рыжих волос. При всей своей тонкости она была сильной и имела властный, даже царственный вид. Мейкон прозвал ее Мстительной павлинихой Пикок, хотя ему хватало ума не произносить это вслух в присутствии Бренды. – Как ты себя чувствуешь, детка? – спросила та, в свою очередь обнимая Эйву. От нее пахло корицей. – Почему все меня об этом спрашивают? – Люди всегда так делают, когда не знают, что сказать, – без обиняков объяснила бабушка Уоша. – С ней все в полном порядке, – заверил подошедший Мейкон. – А скоро будет совсем хорошо, – прибавил он. Бренда еще раз обняла Эйву и сказала: – Ну, чем бы это ни было, мы со всем справимся. Так что не волнуйся понапрасну, детка. – Хорошо, мэм. – Эйва украдкой выглянула из-под руки Бренды. – Вижу, тебе не терпится поболтать с Уошем, – заметила та ее взгляд и выпустила девочку из объятий. Эйва с Уошем стояли под козырьком крыльца. Мальчик был еще бледен, однако выглядел вполне здоровым. – Привет, – тихо сказал он. – Надеюсь, ты не собираешься по новой демонстрировать мне свое пузо? Потому что, откровенно говоря, смотреть там особо не на что. Помнишь ту гигантскую зефирину из последних «Охотников за привидениями»? Так вот, один в один – твоя копия. – Заткнись, – прыснул Уош. – А мне потом кошмары снились. – Заткнись! – повторил он и наконец обнял ее. От него пахло сосновой хвоей, травой и рекой. – Ладно, хорош, – оборвал подошедший Мейкон. – Идемте за стол. Я есть хочу. Ужин оказался мешаниной из сладостей, вредностей, разговоров о больнице и о происходящем в городе, о том, что пишут в Интернете насчет авиашоу, а также о том, сколько перепостов набрало видео. Они не говорили лишь об одном, хотя все время ходили вокруг да около. О том, что именно произошло в тот день. Что и как тогда сделала Эйва. Почему она ни о чем не помнит? Неужто рана действительно просто затянулась? А Уош? На самом ли деле он выздоровел? Взрослые весь вечер упорно молчали, затолкав свое любопытство глубоко в глотки, будто диковинные шпагоглотатели. После ужина Уош с Эйвой вернулись на крыльцо. Глядя на звезды, они слушали рассказы Мейкона, Кармен и Бренды, вспоминавших о том, каким был Стоун-Темпл прежде, – такое направление приняла беседа после обсуждения репортажей о «вторжении» в город орд приезжих. – Тебе больно? – вдруг спросил Уош. – А что у меня должно болеть? – Ну, что-нибудь, – пожал он плечами. – Ты вроде как сама не своя. – Такому заядлому чтецу следует выражать свои мысли несколько яснее, Уош. – Чем богаты, – ответил он. Тут на крыльцо запрыгнул сверчок. Замерев на истертых дубовых досках, насекомое уставилось на детей. Однако петь для них сверчок явно не собирался. – Во всяком случае, ты понимаешь, о чем я. Эйва, конечно же, понимала, хотя ни за что бы в этом не созналась. Поняла практически сразу же после того, как очнулась в больнице. В тот день она почувствовала себя настолько хорошо, что смогла самостоятельно подняться с койки и пойти в ванную. Отец бросился ей помогать, но дочка вполне унаследовала материнское упрямство. Оттолкнув протянутую руку, она медленно, будто улитка, доплелась до ванной комнаты, в то время как Мейкон следил за каждым ее шагом, готовый в любой момент вскочить и поддержать. – Со мной все нормально, – объявила она тогда отцу, открывая дверь ванной. Запершись, подошла к раковине. Несколько шагов вымотали ее настолько, что Эйва почти забыла, зачем пришла. Сопя, склонилась над раковиной. Потом, затаив от страха дыхание, подняла голову и посмотрела в зеркало. Там отражалась какая-то незнакомка. У девочки в зеркале был облик Эйвы, но кожа слишком сильно обтягивала кости лица. Скулы, и так довольно острые (еще одно «наследство» от матери), казались теперь каменными выступами, торчащими из скалы. Темная прежде кожа поблекла, сделалась сухой, шелушащейся и выглядела так, словно вот-вот лопнет и из трещин потечет кровь. Будто лицо обветрилось на морозной вьюге, если не чего похуже. Щеки и лоб усыпаны были какими-то пятнами. Короче, вид до того странный, что Эйва даже задумалась, не мерещится ли ей это. А еще она подумала, что хуже уже ничего не может быть. Выписавшись, Эйва в глубине души надеялась, что тот зазеркальный двойник исчез навсегда. Однако Уош, в полном соответствии со своей честной натурой, подтвердил то, что она и сама знала: ничего, по существу, не изменилось. Казалось, сверчок глядит на них в упор. Из тьмы широкого ночного мира, объемлющего траву и деревья, звучало тихое пение других сверчков. Удивительно, как такие крошечные существа могут так громко заявлять о себе миру! Их песня становилась все громче, затопляя уши Эйвы и Уоша, заглушая слова – еще не произнесенные, но которые – подростки знали об этом – следовало произнести. Слова о том, что произошло в день осенней ярмарки под развалинами силосной башни. – Наверное, он больной, – сказал Уош, глядя на безмолвного сверчка. – Иначе не приблизился бы к нам, – мальчик склонился над насекомым, которое даже не пошевелилось. – Точно, больной. Или раненый. Знаешь, как отличить самца от самки? Это легко: стрекочут только самцы. – Что ты несешь, Уош? – Эйва зябко сложила руки на груди, чувствуя охвативший ее холодок. – Ну, извини, – ответил Уош. Он осторожно поднял сверчка. Насекомое сидело у него на ладони словно изящная черная статуэтка. Удрать сверчок не пытался, лишь неловко завозился. – У него лапка сломана, – сказал Уош, протягивая ладонь к Эйве. Повисла тишина, пропитанная требовательным любопытством и жаждой ответа на каверзный вопрос, засевший у них в головах. Был только один способ получить ответ. – Ты всегда это умела? – выдавил Уош. Эйва раскрыла ладонь, и мальчик пересадил туда сверчка. – А это важно? – поинтересовалась она. – Это что-то во мне меняет? – Если ты считала, что должна хранить тайну даже от меня, получается – ты не такая, какой я тебя представлял. Вот и все. |