Онлайн книга «Принц инкогнито»
|
— Очень душно. В палатах вообще дышать нечем. Здесь-то у вас нормально, прохладно, — инфант обвёл взглядом кабинет, — а в отделении вообще край, ходим мокрые… — Предложения? — Ну… проветрить. Проветривать. — Как, ты говоришь, назывался курорт? Терамина? — Таормина. — Так, так. Понимаю. Ты, значит, привык, чтобы было удобно, комфортно, коктейли там, понимаю тебя. Такой красивый, здоровый… Да-да, здоровый, здоровый, ты нас за дураков не держи, ты здоров как слон! А все остальные, кроме тебя, — больные! И большинство — пожилые больные. Сниженный иммунитет, понимаешь такое? Простудятся от малейшего сквозняка. Так что я тебя огорчу сейчас. Мы о них позаботимся, а ты перетерпишь… — Пожилым больным воздух не нужен? — …потерпишь! И ещё я тебе что скажу, — продолжил Дживан, свирепея, — мой золотой. Ты знаешь, как твои шалости называются? Поинтересуйся. Умышленное повреждение имущества общеопасным способом, заруби на сопливом носу: обще — опасным — способом, статья уголовного кодекса, пять лет! Это если ни с кого волосок не упал. А если упал — покушение на убийство! Тоже: общеопасным способом, терроризм, пожизненное заключение! Это тебе не… — Я не… — Всё понимаешь прекрасно. Вместо курортов твоих, Тарамины, заедешь на зону, понял? В Коми АССР! Дживану почудилось, что Тамара сделалась полупрозрачной и перестала дышать. — Ещё один инцидент — я не директор здесь, не заведующий, я никто, мне терять нечего, я никого не боюсь… знаешь имя моё? Можешь запомнить: я Лусинян Дживан Грантович! И на носу себе заруби: я сам лично подам заявление на тебя — и подам не в Подволоцк, а в центральную прокуратуру! — А-а-а, так вы… про, ну… — паршивец запнулся, и Дживан, к своему удовлетворению, отметил, что позолота с инфанта малость осыпалась, — …вы про поджоги? ну, эти… — Вы знаете про поджоги? — Тамара возникла из небытия. — Всё отделение знает… — И все в отделении говорят о тебе, — гнул Дживан. — А если думаешь, что с диагнозом взятки гладки, — ты зря надеешься. Признают вменяемым — значит, будет статья. А невменяемый — ты у нас невменяемый? — отправят на принудлечение. Принудлечение хорошо себе представляешь? На курорт не похоже, я тебе обещаю! Что глазками хлопаешь? — Ара… — развёл руками инфант. — Что-о?! — А разрешается с пациентами… разве… ну, таким тоном?.. — Каким ещё «тоном»? Я голос повысил на тебя? А, Тамара Михайловна? Употребил нецензурную брань? Вот закроешься на пять лет — там узнаешь, какой тон бывает. На пять-восемь лет, понял? Минимум! Иди прыгай отсюда! Инфант поднялся — отворил дверь, шагнул через порог, задержался — и, ни к кому отдельно не обращаясь, со своей обманчивой полуулыбочкой проговорил: — Сейчас там самый сезон. Не жарко. Вода двадцать шесть… Та-ор-мина — не путайте. Та-ор-ми-на. — И вышел. — Он, — убеждённо кивнул Дживан. — Без сомнений. — Дживанчик дорогой, что случилось? Ты что так набросился, он же мальчик… — Этот мальчик угробит нам тридцать шесть человек. И нас заодно, если… — Ты почему так уверен? — Вы помните, что он машину спалил? Он, лично? — Машина — одно, а здесь люди… — Он не понимает, что это такое, люди. Он принц, вы не видите? Небожитель. Ему не нужен никто. Европу хочешь? Пожалуйста тебе Европа. Захотел — получил. Всё можно. Вы сами сказали — «поиздеваться». Вот, он издевается! Ах, ему душно… Дживан додавил Тамару — она задумалась: — Ну, допустим… И что мы с ним можем сделать? — Выписать! — (Тамара опять помрачнела.) — Или подождём, пока спалит отделение? Он два раза предупредил. Дождался, пока все заснули. Пролез. Здоровый, молодой, ловкий. Один раз обозначил, два — не хотите понять? Будете разгребать головёшки… — Всё, ладно, хватит! Тамара листала толстую папку с историей болезни. — «Поступил в связи с изменившимся психическим состоянием…» Тогда что напишем ему? «Состояние улучшилось»? — «Динамика психосоматического состояния выраженно положительная», — отчеканил Дживан. — «Достигнута устойчивая ремиссия». — Вот умеешь же ты формулировать. Так, «Динамика…» — Мало ли, «изменившееся состояние»… — Тамара писала в карте, Дживан морально поддерживал: сам он терпеть не мог заполнять документы, Тамара пыталась перебороть эту его странность, потом сдалась. — Как понимать «состояние»? Алкогольное отравление — «состояние»? Состояние. Поставили на ноги, через недельку домой… Тамара вдруг перестала писать. — Подожди-ка… недельку? — Ну да. Завтра же выпишем. Тамара сияла, Дживан не понимал отчего. — Дживан Грантович, посмотри сюда внимательно. Видишь? «Шамилов А. М. — поступил…» Дату видишь? — Первое. Ну хорошо, не неделя, восемь дней… — Дживан, не тупи! Когда у нас был поджог в надзорной палате? Первый поджог? Он был в пятницу. Я дежурила по больнице. С пятницы на субботу. Пятница была двадцать девятое, суббота — тридцатое. А здесь — первое октября. Шамилова здесь ещё не было, понимаешь? Физически. Дживан тупо смотрел на Тамарин ноготь, выкрашенный тёмно-красным. Ноготь постукивал по шершавой бумаге с цифрами «01.10». Бардакхана… — Ну… Тамара Михайловна… — А что «ну»? Надо дальше искать. У себя в процедурной Дживан наконец мог побыть в тишине, в одиночестве. Разложил на столе упаковки таблеток, журнал и пластиковый контейнер с пятьюдесятью ячейками. На крышке каждой полупрозрачной коробочки был прилеплен отрезок белого резинового скотча с фамилией пациента. «Аксентьев». Галоперидол пять миллиграммов, циклодол четыре, азалептин пятьдесят. Одна большая таблетка с риской посередине, четыре маленькие: две белые, две светло-лимонные. «Алжибеев». Пропазин пятьдесят, десяточка сонапакса… Две красивые голубые (что-то старческое ощущалось в самом цвете этих таблеток), блестящая рыжая… «Бобов». Тералиджен пять миллиграммов, плоская ядовито-розовая… …«Евстюхин». Карбамазепин; труксал — шоколадный, приятный на вид… Зарябило в глазах, Дживан опёрся о стол. Прав паршивец: в котельной перестарались. Как же так получалось, что мальчишка не виноват? Интуитивно, психологически — всё сходилось. Вот только пятно на подоконнике появилось тридцатого сентября — а Шамилов первого октября. Тридцатое раньше первого, октябрь позже сентября. Не перешибёшь… Было трудно вдохнуть — как после того падения на ледяной дорожке, когда надломил два ребра. Только сейчас мешало что-то глубже, чем рёбра, где-то в области сердца или диафрагмы. Дживан не мог понять, что это. |