
Онлайн книга «Пока ненависть не разлучила нас»
— Не надо, Беатрис! У вас все строится на политике. Ты хочешь разговорить нас, расшатать наши убеждения, подложить нам в мозги две-три бомбы замедленного действия. — А ты расскажи, какие у вас убеждения. Вот ты! Во что ты веришь? В человеческую справедливость или в божественную? В профессиональный успех? В деньги? В дружбу? Понимаешь, мне захотелось с вами поговорить, потому что один из вас еврей, а другой мусульманин, и вы дружите. Вы, так сказать, создаете основу для общества, построенного на общечеловеческих ценностях. Мне это интересно. — Интересно? Ну так и быть. Первое. Не сомневайся, что я искренне убежден, что коммунисты всерьез живут гуманистическими ценностями и они хорошие люди. Второе. Я думаю, что их идеализм приведет их к тесному сотрудничеству с Советским Союзом. Третье. Для меня большевики — это современные диктаторы. — Большевики покончили с нацизмом, — гордо парировала Беатрис. — Ничего подобного. Об американцах, англичанах ты забыла? Советские подписали пакт о ненападении с Берлином, бороться с нацизмом их вынудили обстоятельства. И у Сталина на руках крови не меньше, чем у Гитлера. — Ты стал жертвой капиталистической пропаганды, Рафаэль. — Согласен. И не мешай мне, пожалуйста, и дальше оставаться этой жертвой. Тон у Рафаэля был жестким. Беатрис для проформы хотела еще что-то сказать, но отошла в сторону и пропустила нас. Я еще помолчал немного, а потом задал вопрос, который вертелся у меня на кончике языка: — Ты уверен в своих словах? — Если честно, нет. — А почему говорил с такой уверенностью? — Политики только так и говорят. Ты заметил, что они всегда в себе уверены? Могут говорить чудовищные глупости, но с такой уверенностью, что все глупости проскакивают с полпинка. Я уверен, что на самом деле они во всем сомневаются, но в политике нет места для сомнений. Ты всегда только утверждаешь. — А откуда у тебя информация насчет советских? — Читал Бернара-Анри Леви [35] «Варварство с человеческим лицом» и Андре Глюксмана [36] «Кухарка и людоед». — Ты читаешь такие книги?! Если честно, я был в шоке. Я знал, что Рафаэль тащится от доктора Стрэнджа [37], обожает Фредерика Дара [38], но чтобы он сушил мозги, пичкая их новыми философами? — Читаю. Он понял, что я в шоке. — Слушай! Давай всерьез. Я попробовал читать Бернара Махена. Это что-то. Самую простую вещь развозит так, что понять нельзя. — Ты что, думаешь, я в каждую строчку вникаю? — Ну, не знаю. Ты же говоришь, что… — Слушай! Сейчас я скажу тебе важную вещь, и ты избавишься от комплекса иммигранта. — Рафаэль улыбнулся, и улыбка у него была разом дружеская и насмешливая. Он положил мне руку на плечо, подвел к скамейке. Мы уселись на нее, и он продолжил: — Раньше я думал, что читать какого-то там писателя — означает освоить все его творчество. Необъятность культурного наследия действовала на меня угнетающе. Я чувствовал, что просто раздавлен. Понимал, что мне никогда не догнать тех, кому вместо вечерней сказки читали «Мысли» Паскаля. Но на самом деле, за исключением небольшого числа гениев, никто не заморачивается с творчеством всяких там авторов. Обычно берут одну-две книги, которые положено прочитать, и спасибо. Да и эти не то чтобы читают. Откроют, проглядят предисловие, первую главу, заглянут в середину, там кусочек, здесь кусочек и эпилог. Дело сделано. Книги читают точно так же, как «Монд» [39]. Я думал, читать «Монд» — значит читать все статьи от первого до последнего слова и благодаря им становиться очень умным и образованным. Купил газету и стал читать. За час прочитал две страницы. Читать «Монд» целиком невозможно! И не нужно. Мозг не способен переварить столько информации. Значит, проглядываешь передовицу, потом статьи на первых страницах, а потом заголовки и хронику. Получаешь запас кое-каких мыслей и охапку ученых слов. Запоминаешь их — и вот, ты уже готов говорить со всеми на равных. — Погоди! Ты что, думаешь, все именно так и поступают? — Большинство. Нисколько не сомневаюсь. — И скажи на милость, кому нужно такое кино? — Очень даже нужно. Благодаря такому кино мы с тобой, например, остаемся в стороне. — Не понял. Рафаэль снова расцвел благожелательнейшей улыбкой. — Сейчас поймешь. Слушай внимательно, что я тебе сейчас скажу. Я убежден, это ключ к успеху. Он был явно взволнован, нервно облизал губы, ища слова, и начал: — Когда Бернар-Анри Леви, Андре Глюксман или любой другой интеллектуал пишет книгу, он предлагает какую-то идею, новую позицию — Но… зачем? — А затем, чтобы держать на расстоянии людей вроде тебя и меня. Чтобы культура оставалась в руках элиты. — Ты что, в коммунисты записался? Или в анархисты? — Нет. Но я не хочу, чтобы мне морочили голову. Хочу понять здешние порядки и использовать их себе на благо. Путь у меня долгий, вся жизнь впереди, я не хочу, чтобы меня раздавили. Вот так-то. Рафаэль внезапно посуровел, словно готовился к будущему бою. Или уже вступил в битву, начал борьбу. — И какой же ты сделал вывод? — Мы должны действовать, как они. Играть на их территории. Освоить их правила, отстаивать себя и стать заметными людьми. — А идеалы? Их что, не существует? — Стать великим человеком — это и есть идеал. |