Онлайн книга «Быть Сергеем Довлатовым. Традегия веселого человека»
Покупку ни под какую дверь не подкладывали, а со словами, что какие-то знакомые избавлялись от уже ненужного предмета, вручили девочке. Вот как на самом деле все обстояло. А вам самому нравится, что Сережа „был не по-еврейски, а по-армянски“ щедр? По-моему, это проявление антисемитизма. Как и одна рюмка водки в день перед обедом врачами квалифицируется как алкоголизм. Засим обнимаю вас с Леной. Лена». Не знаю, как быть. Сообщить Изе Шапиро, что он антисемит? Вот еще несколько его историй, где его самого нет, а главные фигуранты – Сережа и его брат Соломон Шапиро. Когда Соломон собрался ехать в Россию и предложил Сергею встретиться в Питере с его двоюродным братом Борисом, большим прохиндеем, и передать ему что-нибудь, Довлатов испуганно замахал руками: – Ни в коем случае! Он тебя ограбит! *** Сергей не любил ничего банального, включая посещение музеев. Прожив десять лет в Нью-Йорке, он ни разу не был в Метрополитен-музее. Соломон, человек окультуренный, регулярный ходок в театры и музеи, пристыдил его и уломал-таки поехать с ним в Метрополитен. Они уже спустились в подземку, взяли билет, вышли на платформу, и тут Сергей с криком «Нет, не могу я это сделать!» рванул обратно, так никогда и не побывав в главном музее Америки, к ужасу Соломона, чья культуртрегерская миссия провалилась. *** У Соломона на дне рождения одна одесситка, ярая матерщинница, желая польстить Сергею, сказала: – Так смеялась, когда читала, что обоссалась! – Я и не знал, что моя проза действует как мочегонное средство, – сказал Сергей. *** Сергей Довлатов и Соломон Шапиро стоят на 108-й улице и беседуют. Соломон замечает рядом, в опасной к ним близости, собачьи какашки и предлагает Сергею отойти в сторонку, чтобы ненароком не вляпаться. – Да не вляпаемся. Не обращай внимания. Продолжаем разговор. Соломон, однако, настаивал. Тогда Сережа, не выдержав, растаптывает какашку ногой: – Всё! Это уже произошло и осталось позади. Продолжаем разговор! В другом варианте этой истории Довлатов вынимает из кармана чистый носовой платок и покрывает им собачье дерьмо. Когда у Сергея начались проблемы со здоровьем и подозревали рак мочевого пузыря, его повезли на тест и должны были поставить катетер. Эту процедуру проводила русская медсестра, которая узнала Довлатова. – Вы писатель? – спросила она, устанавливая катетер. Превозмогая боль, Сергей закричал: Да-а-а-а… Тревога оказалась ложной. – Рак пятится назад, – сообщал всем Довлатов. В «Записных книжках» эта фраза отдана Лене Довлатовой. Я уже писал, что с английским у Довлатова были сложные отношения: будучи перфекционистом, он стеснялся говорить на языке, который знал не в совершенстве. Искренне удивлялся, как я ориентируюсь на хайвеях по дорожным знакам: «Это ж надо успеть их прочесть на ходу, а потом перевести с английского на русский!» Еще говорил: «Дай бог понять одно слово из целой фразы. Хорошо еще, если это существительное или глагол, а если прилагательное или, хуже того, междометие?» Когда он хвастал своей американской любовницей и Изя ему сказал, что так он заодно подучит английский, Сережа ответил, что выучил пока что одно только предложение благодаря этой нимфоманке: «Fuck me hard», – вы, наверное, помните эту историю. А вот другая история, опять-таки от Изи Шапиро, который удивился, узнав, что Довлатов боится ездить в метро и попасть в передрягу. – Такой большой и сильный! Я маленький – и не боюсь. – Дело в моем английском, – загадочно ответил Довлатов. – Какое это имеет отношение к драке? – Самое прямое! Когда дерешься, надо выкрикивать какие-то английские слова, а какие – я не знаю. – Так вы его по-русски покройте, – нашелся Изя. – А что, это мысль… – сказал Довлатов. А Соломон Шапиро вспоминает, как встретил однажды Довлатова на 108-й улице с запиской в руках, которую дал прочесть Соломону. Что сделать сегодня. 1. Позвонить Карлу Профферу. 2. Купить апельсиновый сок Норе. 3. Сделать ксерокс. 4. Не забыть не поздороваться с Моргулисом. Сноска в тексте: Карл Проффер – один из Сережиных издателей, а Михаил Моргулис – тоже издатель, самодельный, с которым Сережа был на ножах. А теперь слово Лене Довлатовой, у которой я сверяю выжатый из вспоминальщиков апокриф: «Доброе утро, Вольдемар. Ну и истории. От Соломона Шапиро? О чем так увлеченно мог Сережа говорить с Соломоном, чтобы заставить себя вступить в собачьи экскременты, лишь бы не прерывать такое событие? Накрыть носовым платком – больше в образе. И стилистически ближе. Насчет списка дел. Сережа их писал в записной книжке, которую я называю книгой. Про это уже было не раз писано. Но это ладно. Пусть создаются мифы. Тем более они имеют право существовать в семействе Шапиро, с которыми мы с Сережей были долго в близких отношениях. Вот только мелкие детали все-таки выдают, что эти истории принадлежат человеку, который не обращает внимания на эти детали. В записке сказано между прочим, что надо купить „сок Норе“. Говоря отцу „Донат“, Сергей всегда называл Нору мамой. Уверена, что Изя не называл свою маму „седенькой такой старушкой“. Изя все-таки не похож на работника конструкторского бюро, коллекционера анекдотов, рассказываемых в излюбленной ими манере: под Зощенко. Мне кажется, чем короче такие истории, тем они лучше. Простите, Вольдемар, за крисисизьм. Лена читала эти воспоминания? Она все в них одобрила? Только не обижайтесь на меня. Я ведь по-дружески, как вы и хотели, отметила мелкие несообразности. Обнимаю, Лена». Вольдемар Соловьев – Лене Довлатовой. «Лена, на что мне обижаться? Наоборот, очень-очень вам благодарен. Это же не мои истории – за свои я отвечаю. Но довлатовские мифологизмы важны, чтобы сделать паузу в серьезном и драматическом драйве книги. Все поправки, Лена, будут учтены – я для того вам и посылаю эти мемуаризмы, чтобы вы их откорректировали. Может быть, иногда стоит дать сплетню-легенду, а потом вашу поправку, чтобы оттенить легендарность Сережиной личности. Превращение человека в миф – процесс, который заслуживает если не анализа, то демонстрации. Это все, за редкими исключениями, доброжелательное мифотворчество – в отличие от поклепов завистливо-стукаческого жанра Ефимова или ревнивых вымыслов Попова. |