Онлайн книга «Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант»
|
– Этого я не смогу объяснить вам даже по-английски. К тому же я не англичанин. – Алло, мэм, – перебил Мартин, – зато я из Штатов. Знаете песенку: «Янки Дудль был в аду… Говорит: „Прохлада!“» Уверяю вас, мэм, в этом аду жарче. Она рассмеялась: – Что же мне делать с вами? – Я бы промочил горло, – сказал Мартин. – Идите за мной. В раздевалке никого нет, а швейцара я отпустила. Вам везет, мсье. Мы прошли за ней в слабо освещенную раздевалку. Мне бросились в глаза немецкие военные плащи на вешалке и офицерские фуражки с высокими тульями. Сбоку находилась крохотная комната-чуланчик без окон, оклеенная страницами из киножурналов. Вмещала она только два стула и стол с толстой регистрационной книгой. – У вас отель или ресторан? – спросил Мартин у женщины. – Офицерское казино. Я впервые взглянул ей в лицо и обмер. Даже не обмер, а онемел, остолбенел, превратился в подобие жены Лота. Она тотчас же насторожилась. – Вы чему удивляетесь? Разве вы меня знаете? Тут и Мартин сказал нечто. По-русски это прозвучало бы так: «Ну и ну… совсем интересно». А я все молчал. – Что все это значит, мсье? – удивленно спросила женщина. – Ирина, – сказал я по-русски, – ничего не понимаю. Почему Ирина здесь, в чужих снах, в платье сороковых годов? – Боже мой, русский! – воскликнула она тоже по-русски. – Как ты здесь очутилась? – Ирэн – это моя подпольная кличка. Откуда вы ее знаете? – Я не знаю никакой подпольной клички. Я не знаю, что у тебя она есть. Я знаю только то, что час назад мы с тобой ужинали в отеле «Омон» в Париже. – Тут какое-то недоразумение, – сказала она отчужденно и холодно. Я вскипел: – Меня не узнала? Протри глаза. – А кто вы такой? Я не замечал ни этого «вы», ни платья сороковых годов, ни обстановки, воскрешенной чужими воспоминаниями. – Кто-то из нас сошел с ума. Мы же с тобой приехали из Москвы. Неужели ты и это забыла? – Я уже начал заикаться. – Когда приехали? – Вчера. – В каком году? Тут я просто замер с открытым ртом. Что я мог ей ответить, если она смогла это спросить? – Не удивляйся, Юри, – шепнул сзади Мартин: он ничего не понял, но догадался о причине моей взволнованности. – Это не она. Это оборотень. Она все еще смотрела отчужденно то на меня, то на Мартина. – Память будущего, – загадочно произнесла она. – Наверно, он думал об этом когда-нибудь. Может быть, даже встретил вас и ее. Похожа на меня? И зовут Ирина? Странно. – Почему? – не выдержал я. – У меня была дочь Ирина. В сороковом ей было около года. Ее увез в Москву Осовец. Еще до падения Парижа. – Какой Осовец? Академик? – Нет, просто ученый. Работал с Полем Ланжевеном. Какая-то искорка вдруг прорезала тьму. Так иногда, ломая голову над, казалось, неразрешимой проблемой, вдруг видишь еще смутный, неопределенный, но уже гипнотизирующий тебя проблеск решения. – А вы и ваш муж? – Муж уехал с посольством в Виши. Поехал позже, уже один. Остановился у какой-то придорожной фермы – вода в радиаторе выкипела или просто пить захотелось, не знаю. А дороги уже бомбили. Ну и все. Прямое попадание… – Она грустно улыбнулась, но все-таки улыбнулась; видимо, уже привыкла. – Я потому так держусь, что меня именно такой воображает Этьен. На самом деле мне все это горше досталось. Все совпадало. Осовец тогда еще не был академиком, но уже работал с Ланжевеном – об этом я знал. Очевидно, он и воспитал Ирину. От него она узнала и о матери. И о сходстве, наверно. Только при чем здесь портье из отеля? Я не удержался и спросил об этом. Она невесело засмеялась: – А я ведь его воображение. Он, наверное, думает сейчас обо мне. Был влюблен в меня без памяти. И все же предал. Я вспомнил слова Ланге: «Он предал даже самую дорогую для него женщину, в которую был безнадежно влюблен». Он так хотел предать! Значит, это было до нашей встречи с гестаповцами. Значит, у времени в этой жизни совсем другая система отсчета. Оно перемешано, как карты в колоде. – Может, вы проголодались? – вдруг спросила она совсем по-человечески. – Я бы выпил чего-нибудь, – сказал Мартин, догадавшись, о чем идет речь. Она кивнула, чуть зажмурив глаза, совсем как Ирина, и улыбнулась. Даже улыбки у них были похожи. – Подождите меня, никто сюда не придет. Ну а если… Оружия у вас нет, конечно. – Она сдвинула какую-то планку под брюхом стола и достала ручную гранату и небольшой плоский браунинг. – Не игрушка, не смейтесь. Отличный и точный бой. Особенно на близком расстоянии. И ушла. Я взял браунинг, Мартин – гранату. – Это мать Ирины, – сказал я. – Час от часу не легче. Откуда она взялась? – Говорит, Этьен ее выдумал. Была с ним в Сопротивлении во время войны. – Еще один оборотень, – сказал Мартин и сплюнул. – Всех бы их этой гранатой. – Он хлопнул себя по карману. – Не горячись. Их же людьми сделали. Люди, а не куклы. Сэнд-Сити не повторяется. – «Люди»! – зло передразнил Мартин. – Они знают, что повторяют чью-то жизнь, даже будущее знают… тех, чью жизнь повторяют. Ты «Дракулу» видел? Фильм такой есть о вампирах. Днем мертвые, ночью живые. От зари до зари. Вот тебе и люди. Боюсь, что после такой ночки смирительную рубашку наденут. Если, конечно, здесь не пристукнут. Интересно, что тогда скажут газетчики? Убиты гостями из прошлого господина Ланге. Призраки с автоматами. Или как?.. – Не гуди, – оборвал я его, – а то услышат. Пока все еще не так плохо. У нас уже оружие есть. Поживем – увидим, как говорят по-русски. Вошла Ирина. Я не узнал ее имени и мысленно по-прежнему называл Ириной. – Нести сюда выпивку неудобно, – сказала она, – обратят внимание. Пойдемте в бар. Там все пьяны, и еще два гостя – не событие. Бармен предупрежден. Только пусть американец молчит, а на все вопросы отвечает по-французски: «Болит горло – говорить не могу». Вас как зовут? Мартин. Повторите, Мартин: «Болит горло – говорить не могу». Мартин повторил несколько раз. Она поправила: – Вот так. Теперь сойдет. Полчаса верных вам ничто не грозит. Через полчаса появится Ланге с минером и автоматчиками. Из бара ведет внутренняя лестница в верхнюю комнату, где играет в бридж генерал Бер. Под столом у него мина с часовым механизмом: через сорок пять минут здание взлетит на воздух. – Мать честная! – воскликнул я по-русски. – Тогда надо тикать. |