Онлайн книга «Второй шанс адмирала»
|
– Мрачновато, – оценил Октябрьский. – Если тут заблудишься, а ни фонаря, ни даже факела не будет, так и будешь мыкаться в полной тьме, пока не сдохнешь от голода или жажды. – А это уж совсем мрачно. Пошли. – О, тут еще что-то написано… С «ятями»! Еще при царе писано. Это были стихи – из тех, что обычно пишут на заборе подростки: Уже сто летъ какъ на Куяльнику девокъ нетъ.
С досады и скукы скидай брукы,
Быры х…я в рукы
И пхай смело въ живое тело.
– Пиит! – фыркнул Софронов. – Пошли! Четыре электрофонаря давали достаточно света, так что видимость была хорошей. Звуки погони не доносились. Вероятно, десантники не решились на преследование, хотя у каждого из них фонарь был – Филипп заметил такую деталь при нападении, и она его удивила. Однако если немцы с румынами наладились в катакомбы, то все объясняется просто. А те фонари, что затрофеили краснофлотцы, были запасным вариантом – немецкий орднунг сработал. Внезапно ход раздвоился – направо поднималась лестница с четко вырезанными ступенями. – И куда? – вопросил Софронов, утирая пот со лба. Усталости не было, но влажность держалась высокая. – Сема, проверь, что там, – сказал Октябрьский. – Есть! – Только бди. – Ага! Матрос быстро взошел наверх, исчезая за «лестничной площадкой», но скоро вернулся. – Завал! – сообщил он. – Идем дальше… Ход расширился. Потолок стал плоским, нависая в двух метрах от неровного пола, а стены раздвинулись – телега проедет свободно. Откуда-то потянуло сквозняком, и Филипп увлеченно задышал – свежесть приятно омывала легкие. – Еще один поворот! За широким провалом в стене, не слишком аккуратно подровненным с помощью кайла, открывался широкий и длинный… склад? Погреб? На каменном полу стояло несколько бочек, у каменных стен пылилась брошенная одежда – и человеческая мумия, обтянутый кожей костяк. – Контрабандисты, – буркнул Софронов. Пройдя за бочки, Филипп посветил – здесь стояли старые ящики, изображавшие стол. Он был накрыт вместо скатерти газетами «Биржевые ведомости» за 1867 год. Поразительно, но газеты не превратились в труху, они даже не пожелтели. На «скатерти» стояли бутылки с яркими этикетками и лежала распечатанная пачка ассигнаций. – Царские, – хмыкнул Софронов. – Не понимаю – сыро как, а бумага не портится совершенно! А что в бутылках? Жуков деловито отколол сургуч, покрывавший горлышко, и вытащил пробку лежавшим на «столе» штопором. Понюхал, лизнул – брови у командира ООР поднялись – и сделал хороший глоток. – Вино! – выдохнул он. – Красное! Это ж сколько ему выдержки? И отхлебнул еще. – Судя по газете – лет семьдесят! Должно было скиснуть, – сказал Жуков. – Считаешь, я пью уксус? Да вы пробуйте, пробуйте! – Ну, если после тебя осталось чего… Филипп тоже изрядно глотнул. В меру терпкое, вино было густым и приятным на вкус, оно обволакивало и дурманило. – Недурственно, – сказал Жуков тоном отъявленного ценителя, – весьма недурственно. Отпив, Семен проговорил: – У нас на Кубани не хуже делают. По горскому обычаю заливают в большие кувшины и в землю закапывают, когда сын родится. А достают, когда у него свадьба намечается. – Твое уже распили? – улыбнулся Октябрьский. – Нет еще! Война, зараза… – Тихо! – шикнул Софронов. Настала тишина. – Погасить фонари, – негромко приказал Филипп. Свет погас, и нахлынула тьма. В полнейшем мраке и тишине явственно прорезалась капель – редкие капли падали где-то в воду с четкостью метронома. А потом Октябрьский уловил слабый отсвет и сразу же – шорох. Похоже было, что кто-то шагал, шурша песком и каменным крошевом. На стене за проемом в логово контрабандистов лег желтый свет, выделяя щербинки. – Пропускаем мимо, – зашептал Филипп. – Если это немцы… Семен, ударишь из пулемета, а мы поддержим. – Есть… А издалека донеслось гулкое: – Вир ферриртен унс им унтерердиш… Им дас аршлох! [21] – Найн! – рыкнул другой голос. – Во? Цайгн зи ди рихтунг! [22] «Двое?» – подумал Филипп. Эхо шло множественное, чудилось, что рота подходит, не меньше. И вот протянулась первая тень. За ней возникла другая, третья, четвертая… Сгорбленный человек прошагал мимо потайного места контрабандистов – он был в сапогах, в пятнистом маскхалате и в каске. В одной руке «пятнистый» держал автомат, другой поднимал керосиновую лампу – видно, батареи сели. За ним прошествовал второй, шагавший на полусогнутых – огромный рюкзак пригибал его. Пятеро. Филипп уловил поворот головы Семена – толика рассеянного света помогала разглядеть такие мелочи – и кивнул. Краснофлотец бесшумно скользнул к выходу – его черный силуэт запечатлелся в проеме. Вспышки огня, вырывавшиеся из дула пулемета, бросали вздрагивавшие отсветы, а грохот пальбы показался чудовищным. Гулкое эхо загуляло по лабиринту ходов и переходов, мешаясь с криками боли и страха. – Ферфлюхте шайссе! Фик дих! Семен шарахнулся в проем – мимо по коридору прозвенели пули, высекая искры из стен. Тогда на помощь бросился Алексей. Сорвав с пояса гранату, он вырвал чеку и швырнул «лимонку» по немецкому адресу. Рвануло не слабо. За мгновенной вспышкой прошуршали и прозвенели осколки, долетели клубы пыли и дыма. – Проверю, – бросил Алексей и выполз в проход. Его долго не было, а потом в проеме замаячила знакомая фигура. – Все! – громко сказал краснофлотец. – Уложили, включайте свет! – Оружие надо собрать, – деловито сказал Софронов. Группу немецких диверсантов разбросало на несколько метров. Крови почти не было, но и в живых не осталось никого. Октябрьский подобрал увесистый МП-40. Немецкий «Шмайссер» тянул побольше ППШ. Пистолет-пулемет Шпагина еще едва начал поступать в войска, но Филипп помнил, как держал его «в тот раз». |