Онлайн книга «Пуговицы»
|
— Денис, иди завтракать, сынок! — услышал из кухни голос матери. Спрятал письмо и купюру в конверт… Пошел по коридору, который показался мне темным и слишком узким по сравнению с недавней роскошью отелей. Но это все — бред, привыкну! Я вернулся домой. И больше ничего не искал… * * * — С возвращением, босс! Это прозвучало не из трубки, а над самым ухом. Но тем же веселым голосом, который я себе и представлял, — Лина! Прозвучало не в офисе, в который я так и не попал, а здесь, посреди города, в толпе, которая шла и шла на Европейскую площадь. Это было «дежавю», на которое следует надеяться. Хотя страну, как большого и загнанного в тупик тигра, давно и непреднамеренно дразнили факелами и копьями, тыча ими в разные части тела. Такая довольно хитрая политика (хотя и довольно банальная), была предсказуемой: «тигр» таким образом медленно истощался, терял силы. А подбрасываемая время от времени кость или кусок прогнившего мяса в виде каких-то решений и законов на некоторое время унимала и усыпляла его. Иногда я думал, что и капля, которая переполнит эту, казалось, бездонную чашу терпения и сосредоточит «тигра» на последнем прыжке, — никогда не прольется. Как и многие из моих сверстников, я охладел к политике, ведь она стала предсказуемой, а откат в прошлое — неизбежным. Но парадокс власти заключался в том, что, пытаясь разъединить, разворовать и распылить страну, выставить стену между ее частями, — она только объединяла людей. Все это сплочение — невольно и даже для многих рядовых граждан неосознанно — привело к самому главному: вот к этому дню… К этому осеннему дню, когда на углу Прорезной и Крещатика меня дернула за рукав бывшая студентка и нынешняя подчиненная Лина: «С возвращением, босс». Она шла в толпе с желто-голубой лентой на воротнике куртки. — Идем? — весело добавила Лина после того, как мы обменялись довольно сентиментальными объятиями. — Вы когда вернулись? — Вчера, — сказал я. — …И попали с корабля на бал? — улыбнулась девушка. — Поздравляю! Мы пошли, хотя держаться вместе в такой толпе было трудно. Люди шли плечом к плечу. И я, давно разуверившийся в том, что такое может произойти, медленно переполнялся общей радостью и общим подъемом. Еще никогда за последние годы нас не было так много! Но, имея в душе львиную долю скептицизма, я рассматривал лица и заметил, что в основном здесь были люди среднего и старшего возраста. Все они смотрели друг на друга с некоторой степенью удивления и того же скептицизма, мол, ну, собрались, а что дальше? Ну, вот завтра президент подпишет соглашение, следуя пожеланиям масс, — и мы снова располземся по кухням и офисам? А если не подпишет? Что дальше?… До двенадцати часов на площади собралось тысяч двести — люди заполонили весь Крещатик от бульвара Шевченко до Европейской площади… Я слушал риторику выступающих, которые по очереди брали слово, и с досадой думал, что ее следовало бы изменить. Ведь изменились не только времена, но и сами люди. Они, как в анекдоте, — уже были такими, «как надо». Их не следовало бы подогревать лозунгами, они настроены идти «долго и молча», стиснув зубы, не поддаваясь эйфории. Однако все же откликались на лозунги. И это меня немножко разочаровало. Лина, которая все еще занималась мной в толпе, весело подмигнула: — На Майдане собираться запретили, но — дудки! Все наши сегодня же перебираются туда! Я подумал, что десять лет назад ей было не более девяти и она не может помнить заснеженные палатки Оранжевой революции… Вспомнил слова водителя, который вез меня из аэропорта, — «Молодняк сейчас другой… Они этого плевка не простят…» За несколько часов «всем миром» приняли несколько требований об отставке правительства, проведении внеочередной сессии Верховной Рады, на которой должны отменить решение о «приостановлении подготовки к ассоциации с ЕС», а в случае его отмены — импичменте президента. Все это казалось мне нереальным, искусственным. Ведь ломать надо было СИСТЕМУ. Всю систему, которая складывалась десятилетиями и в которой были задействованы все без исключения ветви власти. Замутить только поверхность этого застойного озера — было мало. С трибун звучали слова «правящая партия», «власть», наконец — «банда». Но на самом деле, мне кажется, это были не совсем верные определения. То, что называлось партией, на самом деле было четко структурированной мафией с достаточно жесткими условиями выживания внутри самой себя, с разветвленной сетью семейных отношений, связанных между собой и кровью, и денежными сделками, и разного рода компроматами и взаимными долгами. Несмотря на возвышенные и одухотворенные лица людей, я понимал, что теперь — ИМЕННО СЕЙЧАС — все так легко не обойдется. Ведь на кону у нынешних чиновников стоит все: не просто власть и какой-никакой престиж перед своим и мировым сообществом, а именно ВСЕ. В том числе и — жизнь. К тому же «крестный отец» всей этой структуры находится не в Киеве, не в Украине. Мы имели дело только с марионетками. Но и этим марионеткам следовало бы обрезать веревки с рук… — Босс, почему у вас такое кислое лицо? — прервала мои мысли Лина. Я улыбнулся и ответил ей репликой из «Убить дракона»: — Зима будет долгой… — Посмотрим, — улыбнулась в ответ девушка… * * * Вернулся домой поздно. После митинга Лина потащила меня в студенческое общежитие. По дороге мы встретили кучу знакомых — от ректора Николая до тех старых друзей, с которыми я давно потерял связь и уже не надеялся встретиться. Удивительно, но именно этот «майдан» заставил нас увидеться снова. Николай предложил навестить его, ведь настроения были разные: молодняк, завернутый во флаги, гудел, как море в шторм, и направлялся в общежитие. Нам же хотелось обдумать ситуацию в спокойной уютной атмосфере более цивилизованного (то есть принадлежащего Николаю) помещения, которое располагалось в центре города. Тем более что он позвонил жене и заказал вареники. Итак, компания, в которой уже набралось человек пятнадцять, раскололась. Чмокнув меня в щеку, Лина ушла со студентами. Мы с Николаем и еще парочкой наших знакомых пошли «греться варениками». Я поймал себя на мысли, что не успел расспросить Лину о неожиданном отъезде Марины. Но обрадовался, что сдержался: слишком любопытной была эта девчонка. |