Книга Бродяга. Зита и Гита. Кинороманы, страница 34 – Владимир Яцкевич, Владимир Андреев

— Давно приехал? — мягко спросила мать.

— Не очень.

— Садовник сказал, что с тобой была девушка, — с нотками волнения в голосе заметила мать.

— Разве? Да, мама, я вспомнил, — оправдывался Рави, как набедокуривший школьник, — Зита, это Зита. Я встретил ее по дороге, совсем случайно!

— И ты привез сюда эту Зиту? — удивился отец.

— Отец, мама, она не такая, как мы о ней думаем! Она другая! Абсолютно! — стал убеждать Рави родителей.

Мать и отец переглянулись. Они заметили, что их сын совершенно переменился. Они не помнят его таким возбужденным, сияющим и радостным, пожалуй, с отроческих лет.

— Мы уже видели, какая она, — равнодушно бросил отец.

— В тот день для нас было устроено небольшое представление, — объяснил Рави.

— Не может быть! — удивилась мать.

— Да, мама, именно так. И сегодня она показалась мне совсем иной. Это поразительно, поверь мне. Очаровательнее девушки я не видел! Бывает же так!

Мать и отец молчали, осмысливая вдохновенную речь сына.

— Не знаю, как убедить вас. На словах этого не расскажешь! — возбужденно продолжал Рави.

— Ну так не томи, покажи нам свою красавицу в ином свете! — поторопил его отец.

— Сейчас! — обрадовался Рави и легко взлетел вверх по лестнице.

Он постучал в дверь и, робея, вошел. Гита, в ожидании его, расхаживала по комнате. Рави двинулся по направлению к ней, но, наступив на конек, упал и весело рассмеялся.

— Конек? — с веселой издевкой спросила Гита.

— Конек! — радостно отозвался растерявшийся Рави. — Их надевают…

— Надевают на ноги и катаются, — подхватила Гита.

— Да, — в тон ей ответил Рави.

— И падают иногда, — продолжала Гита лукаво.

— И падают даже, — подтвердил Рави, — и, кстати, мои родители внизу. Вы как?

Они счастливо улыбались друг другу. Гита протянула руки навстречу Рави и ответила:

— Я готова.

— Тогда пойдем? — спросил он.

— Пойдем, — ответила Гита, решительно направляясь к двери.

Рави, заметив, что Гита держится слишком свободно, дал ей совет:

— Вы все-таки индийская девушка, так? Стало быть, и походка ваша и весь облик в присутствии моих родителей должны быть робкими.

— Я постараюсь, — посерьезнев, ответила Гита.

— Прошу вас, не забудьте! — еще раз напомнил Рави.

— Ну я же вам сказала, что постараюсь!

— Хорошо, тогда пошли, — согласился Рави, — и не волнуйтесь! Не забудьте поздороваться и поклониться.

— А как поклониться? — не унималась Гита. При этом она весело улыбалась, словно дразня Рави.

Рави подошел к воображаемым госпоже Алаке и господину Чаудхури и, сложив руки на груди, поклонился.

— Теперь, я надеюсь, вы сможете повторить, ведь вы артистка!

— О да, конечно! — и Гита в точности повторила поклон, но с гораздо большей грациозностью, чем это было необходимо.

Рави недоумевал: или Зита разыгрывает его, или ей действительно никогда не приходилось бывать на приемах и в гостях.

— А кому сначала поклониться? — спросила она.

— Только не мне, — искренне рассмеялся Рави, невольно заражаясь веселостью, исходящей от девушки.

— Сначала надо поклониться маме, а потом отцу. Ясно? — терпеливо объяснял он.

— Ясно. А когда вам? — изобразив наивность, спросила Гита.

— Мне в другой раз, — отшутился Рави.

Господин Чаудхури и госпожа Алака сидели в роскошном холле, отделанном в золотистых тонах.

— Мне кажется, что наш мальчик влюблен, я изумлена его переменой, — сказала негромким и певучим голосом Алака.

— Ты, как всегда, сгущаешь краски, но в этом что-то есть, — усмехнулся в пышные усы супруг.

— А вот и мы, — послышался голос Рави. Они с Гитой медленно спускались по лестнице.

Гита старалась идти со скромной грацией, слегка переигрывая.

Увидев хозяев этого роскошного дома, красивых, благородных и еще не старых людей, она явно растерялась.

В просторном холле было уютно и светло. Пахло благовонием хушбу, розами и горелым сандалом.

На стене напротив висела большая картина в золоченой резной раме. На Гиту смотрел внушительного вида мужчина с пронзительно тяжелым взглядом черных глаз — раджа, один из предков Рави, как она узнала позднее. Он восседал на троне из слоновой кости, под пурпурной сенью, навесом, в парчовом одеянии. На его груди и в чалме, украшенной пучком павлиньих перьев, сияли крупные драгоценные камни. Огромный изумруд, свисавший с чалмы к переносью раджи, блистал, как третий глаз.

— Знакомить мне вас не надо, — с улыбкой начал Рави, — прошу вас, прошу, прошу! Сядем, мама?

— Можно садиться, — ответила Алака.

Все расселись вокруг изящного низкого столика. Воцарилось неловкое молчание. Было слышно, как тикают большие напольные часы. Рави и Гита смущенно хихикали.

Пауза несколько затянулась.

Рави понял, что все его наставления уже улетучились из легкомысленной головки Зиты; положение надо было спасать, и он, слегка наклонившись к Гите, еле слышно прошептал:

— Маме поклонитесь!

— А? — не расслышав, как можно тише ответила Гита.

— Маме и папе поклонитесь! — немного погромче повторил Рави.

Гита, наконец-то уразумев, чего от нее хотят, отвесила изящные поклоны, как учил ее наставник, сначала матери, потом отцу.

Рави облегченно вздохнул.

Чаудхури зачарованно смотрел на юную красавицу, и по его подобревшему лицу было видно, что он доволен.

Алака, с нежностью взглянув на Гиту, поняла настроение сына.

— Все ли хорошо? Все ли здоровы? — спросил отец, соблюдая обычаи Востока.

Гита сообразила, что речь идет, вероятно, о толстухе и ее седовласом муже в очках, но медлила с ответом.

— Отвечайте, — опять зашептал ей Рави.

— А… а! Все хорошо! И у вас здесь хорошо! Мне нравится! — справившись с замешательством, смеясь, ответила Гита.

Рави чувствовал себя не совсем уверенно; он боялся, что «Зита» опять не произведет на родителей должного впечатления. Но по выражению их лиц и интересу, с которым они смотрели на нее, он догадался, что пока все идет хорошо.

— Очень рад, — ответил отец, и продолжал: — А как здоровье вашей тетушки, ну и дядюшки тоже, конечно?

«О, мамочка, привязалась эта тетя!» — подумала про себя Гита, но вслух смиренно ответила: