Онлайн книга «Уж замуж невтерпеж»
|
– Балашов, это она все затеяла! Если бы не она, ничего бы этого не было, электрик бы остался электриком, Виктор – хорошим замом, – я шептала, стараясь подготовить его к своему решению. – Эй, толстый, не вздумай исчезнуть, а то девочка будет отскребать свою мамочку от бетона! – Голос звучал в большом помещении гулко, Виль загоготал и смех получился чудовищный. Я оглянулась. Кира обмякла в его руках, как тряпичная кукла. Стеклянная дверь вдруг открылась. Навстречу нам бежала Эля, размахивая какой-то бумагой. – Эй, Виль, отпусти маму, вот бумага, я нашла ее в коридоре! Балашов кинулся наперерез Эле, схватил ее на руки и, прижав к себе, отобрал бумагу. Это был плотный, абсолютно чистый лист, сложенный вдвое. – Отпусти маму, электрик! – крикнула Эля и застучала кулачками по плечам Балашова. – Давай договор мне! – Виль, согнув Киру пополам, свесил ее над бассейном. Я хотела сказать им: «Пойдемте быстрее отсюда!», но язык не повернулся. – А ты кто? – спросила меня девочка. – Снегурочка, – ляпнула я. – А-а, – понимающе кивнула Эля. – В мамкиных шмотках? – Что же делать?! – спросила я сама у себя, и мне настоятельно захотелось заплакать. – Что делать, что делать, снять штаны и бегать, – вдруг тихо сказала девочка. – Папка уже начал! Суньте Вилю бумагу, пока он поймет, что к чему... – Эх, Сеня! – громко хлопая крыльями, в дверь влетел грязный большой попугай. Летел он тяжело, неумело, и почему-то вертикально – брюхом вперед. – Заткнись, глупая птица! – яростно проорал Балашов, стараясь воплем заглушить конец знаменитой Гришиной фразы. Он крепко прижал голову Эли к своей груди, запечатав ей уши ладонями. Попугай, не справившись с приземлением, грузно рухнул под чахлую пальму клювом вниз и, прихрамывая, пошел по полу, глядя под ноги, словно курица в поисках зернышка. – Бумагу, толстый! – Ой, да знаю я, что он кричит! – Эля высвободила голову из больших балашовских ладоней, закрывавших ей уши. – Он кричит: Эх, Сеня, а не позвать ли нам блядей! Слово, конечно, нехорошее, и смысл неважный, но не настолько, чтобы разлучать меня с Гришей! Мама, держись, вот ваша бумага! * * * – Вот ваша бумага! Мама, держись! Балашов вдруг замер, уставив взгляд в пространство. Я физически ощутила, как он что-то соображает, как туго, словно заржавевшие детали, ворочаются его мозги. Наконец, он гаркнул своим прежним, сокрушительным басом: – Эй, Виль, а какую бумагу ты ищешь? Если это договор купли-продажи моей фирмы, то он тебе ни к чему! Договор оформлен на твое имя, значит, он зарегистрирован в налоговой! Если бы на Балашове были штаны, он походил бы на командира полка, выносящего с поля боя ребенка. – Тебе ни к чему эта бумага! Все и так на тебе! В том числе и налоги! – И налоги тоже! – поддакнула язва Эля. У Виля в глазах промелькнуло недоумение. – Это правда, Кирка?! – он ослабил хватку, и Кира смогла встать прямо. – Не знаю, – пролепетала она, – может и правда. – Нет, толстый, ты меня не обманешь! Что ты держишь в руке?! Разверни, покажи, положи у моих ног и проваливай! Если это не та бумага, у твоей малышки будет, что вспомнить про мамочку! – Он за шею склонил Киру над бетонной пропастью. – Виль, ты не можешь! – задыхаясь, закричала Кира. – Мы же вместе все придумывали! Мы так хорошо все придумали! Мы уедем на Кубу – край непуганых идиотов, мы купим остров в океане, ты будешь король, а я королева! Кира несла ахинею, но ахинея имела право на жизнь, потому что большую часть для ее осуществления они уже сделали. – Папа, что она говорит? Она – король, он – королева, а я? Какой океан? – Виль, ты не можешь! Наверное, правда, бумага не так уж нужна! Пусти!! – Чтобы стать королем, я все могу, Кирка! Пока вы все сладко жрали и мягко спали, я давился гнилой перловкой, пил компот из червивых яблок, и спал на голой продавленной сетке, потому что все матрасы растащили по домам воспитатели! Я ходил весь в клеточку! Бумагу, толстый! Я все могу, Кирка! Проживу без королевы! Я закажу тебе такую службу за упокой, что все покойники перевернутся от зависти! – Эх, Сеня! – весело крикнул попугай, бодро приподняв облезлый хохол. – Ягих, ты не в Пагиже?!! – двери тучей из голубой норки заслонила Алевтина Израилевна. Каким-то чудом она добралась к месту действия в момент кульминации. Правда, кульминацию изрядно заклинило. – Бумагу! – Виль, ты не можешь! – Мама, держись! – Ягих, ты не в Пагиже?! – Эх, Сеня!.. – Бумагу! * * * Балашов, опустив Элю на пол, двинулся к Вилю. Сейчас все закончится. Чем – неизвестно. Детдомовский мальчик ни перед чем не остановится. Главный герой – в трусах. Хоть бы они были в синюю клеточку, а не горошек! Я прижала Элю лицом к себе, но Эля вывернулась, она не хотела быть испуганным слабым ребенком. Балашову до Виля осталось два шага. – Разверни бумагу, – приказал ему Виль. – Отпусти Киру, тогда разверну! Виль немного ослабил хватку, Кира чуть разогнулась, чтобы не так нависать над бассейном. – Тебе ни к чему бумага! – крикнул Балашов, протягивая сложенный вдвое лист. – Нужно было лучше и больше учиться, чтобы понимать это! – Мне ни к чему было больше учиться! Чтобы иметь много денег, нужно лишь уметь отбирать их у таких толстых как ты! Разверни бумагу и положи у моих ног! Балашов тянул ему лист. – Бумага тебе ни к чему! Виль не выдержал и протянул руку к листу. Балашов сделал еле заметный шаг назад. Виль поддался на обманный маневр и отклонился от края бассейна. Кира, чуть-чуть обретя устойчивость, сделала единственно правильный в ее положении шаг: извернувшись, она впилась зубами в державшую ее руку. Из-под зубов ее брызнула кровь. Виль вскрикнул. Я вскрикнула. Эля вцепилась а меня руками. – Хде Вихтог? – пробормотала теща в голубой норке. Балашов сцепился с Вилем, Кира выкрутилась из схватки целой, невредимой, и неожиданно трезвой. Дрался Балашов хуже, чем стрелял. Если бы не его вес, Виль спихнул бы его на бетонное дно в первую же секунду. Виль дрался привычно, зло, ставя на карту жизнь или смерть. Балашов же, по-моему, думал не о том, как уцелеть, а о том, что недолюбленные дети вырастают в негодяев, и в этом не их вина. Если вдруг Балашов победит в схватке, он Виля усыновит. |