Книга Услышь меня, чистый сердцем, страница 60 – Валентина Малявина

Утром — Гималаи. Ослепительные, и небо яркое, голубое! Боже! Красота какая!

Дели. Аэропорт. Долго проверяют чемоданы и в глаза смотрят долго.

Андрей нервничает. Зимней шапки не снимает, чем вызывает большое любопытство.

— Андрюша, жарко ведь, — попыталась я заговорить с Андреем.

— Казахи, наверное, не дураки, — лаконично ответил он.

Почему именно — казахи? Мне стало очень смешно.

Он строго посмотрел на меня и совершенно неожиданно сказал:

— Дмитрий Дмитриевич Шостакович вообще не снимает зимней шапки. Понятно?

— Понятно-то оно понятно, — говорю, еле сдерживая смех.

Он это видит и очень сердится на меня.

Едем в отель. Много рекламы, много людей, много грязи. Непривычное правостороннее движение. Коровы бродят по улицам и площадям. Мне казалось, что Индия должна быть яркой по цвету, а оказалась — как бы выгоревшая. Сари малиновые, синие, зеленые, но все блеклые от сумасшедше-белого солнца.

В отеле мой номер — высоко. Вышла на балкон. Внизу на плошали перед отелем очень много людей. Какой-то человек продает кальсоны, почему-то советские, и громко кричит на эту тему. Чистильщики тоже орут. Другие медленно передвигаются, молчат или сидят, ничего не делая, глядя в одну точку. У каждого есть своя точка.

Андрей даже не зашел ко мне. Общается с Лилей Алешниковой. Несносно все это».

«Выехали в Бомбей. Люди на тротуарах, их еще больше, чем в Дели. Вблизи города — затопленные хижины. Они как бы шевелятся — так много живет в них людей.

И ночью душно. Вышла погулять и засмотрелась на сумасшедшего старика в шлеме времен Александра Македонского. Он был очень доволен собой.

Сзади меня легонько тронули. Это были Лиля и Андрей. Лиля любезно предложила пройтись с ними. Я не пошла, вернулась в отель. Утром воздух был розовым, силуэты людей — лиловые. Они тихо передвигались по набережной. Несмотря на раннее утро — это было целое шествие. Тишина-то какая…

С Андреем не разговариваем. Лиля не понимает наших отношений, но видит: что-то неладно.

Скорей бы Цейлон! Это моя мечта».

«Коломбо! Наконец-то! Много журналистов и фоторепортеров… На нас надели красивые белые огромные венки из чудесных цветов. Все нам улыбаются. Мы тоже.

Нас попросили сделать общую фотографию. Андрей был с одной стороны, я с другой. Вдруг он подлетает ко мне, берет под руку и продолжает сниматься уже рядом со мною. Слава Богу, что многие фотографии сохранились.

Минута отдыха — и пресс-конференция. Нетрудная.

Наконец — отдых! Плаваем в теплом океане зимою, в декабре. Андрей все время рядом.

— Скоро Новый год! Ты бы хотела встретить его здесь?

Я не знала что ответить.

Вечером Андрей пришел в наш с Лилей номер, принес водки, повесил на пуговичку своей пижамы табличку с надписью на английском: «Прошу меня не беспокоить». Выпил водки, хотел сесть на пуфик, получилось — мимо. Андрей хохотал, взял меня за руку и посадил рядом с собой на роскошный ковер.

Лиля смеется:

— Какой у нас замечательный столик получился!

Всю ночь просидели вокруг пуфика-столика. Андрей нежно ко мне относился. Отчего так? Цейлон!!! Это все он!

Лиля взяла с собой кинокамеру и будет снимать фильм о нашем путешествии». (До сих пор Лиля хранит ту пленку. Жаль, что ее никто, кроме нас с Андреем и Яши Сегеля, не видел.)

«…Премьера «Иванова детства». Мы с Андреем встречаем гостей. Они подъезжают в красивых машинах… Чем-то смущенные… Много репортеров, вспышки слепят…

Подошла Бандаранаике ^[10], маленькая и очень скромная, подала узкую, прохладную руку, слабо пожала мою, словно у нее не было сил, потом сняла один из своих браслетов и надела на мою руку. Я даже не успела поблагодарить ее: она легким шагом удалилась во дворец, где должна была проходить наша премьера.

Андрей попросил меня выступить перед началом фильма. Ласково попросил, вселил в меня вдохновение, и «слово» мое — получилось. Андрей хвалил меня.

— А ты всегда со мною так говори, и все у меня будет получаться, — сказала я.

— Мне бы очень хотелось говорить с тобой так, но не всегда удается, — ответил Андрей и добавил: — Сложные мы, ух, какие сложные…

Фильм «Иваново детство» шел на английском языке — так интересно!

Утром — газеты с хорошими отзывами о фильме и о нас.

Днем ни минуты свободного времени. От усталости и жары хочется плакать. Зато вечером — потрясающе!

Как легко сейчас с Андреем, как хорошо!

Пошли с ним в бар. Он находился под первым этажом нашего отеля: огромная, прохладная зала. Уже тогда здесь была цветомузыка, и в этом огромном пространстве танцевало множество тоненьких людей; если в Индии почти все толстые, то здесь, на Цейлоне, — хрупкие, легкие.

Мы с Андреем тоже танцевали.

— Ты меня любишь? — вдруг спросил Андрей.

— Люблю.

— Но не так, как мне бы хотелось.

— А ты меня любишь?

— Да. И так, как хотелось бы тебе.

Я очень смутилась. И непонятно почему спросила, нельзя было так спрашивать, но спросила:

— А Ирму ты любишь? А своего сына Сенечку?

— И Ирму люблю, и Сенечку! Ты ведь Пашу Арсенова любишь? И Андрона? Ты ведь влюблена в него? В Андрона?

Я была в фиолетовом платье, волосы ниже плеч.

Андрей остановил наш танец:

— Знаешь, когда мы будем ехать в машине, пожалуйста, положи ко мне на плечо свою голову или на грудь, а лучше на колени. Мне будет очень приятно.

— Но лежа на коленках, я не увижу Цейлона.

— Да, действительно. Тогда обнимай меня, а я тебя.

— Хорошо, — тихо ответила я.

Он улыбнулся. Лучи — красные, синие, оранжевые — меняли наши лица.

Андрей отвел меня в свободный уголок.

— Помнишь, что я тебе сказал в Равенне у Данте?

— Да.

— Скажи.

— Мы счастливы! Ты знаешь об этом?

Долго мы смотрели друг на друга.

— Я люблю с тобой целоваться, — сказал он.

— И я.

Не знаю, сколько времени мы целовались… Это было забвение.

Мы вернулись в ресторан, где наши уже заканчивали ужин. Никто нас не спросил: «Ну, где же вы?» Все были тактичны.