Книга Майский сон о счастье, страница 28 – Эдуард Русаков

– А что ты намерен здесь делать? – спросил я, тоскливо вздыхая и мысленно прощаясь с желанным покоем.

– О-о, брат, программа у меня замечательная! Хочу устроиться в дом-интернат для психохроников, – и Королев радостно потер руки. – Я уж все справки навел – тут неподалеку есть замечательный дом-интернат… в бывшем монастыре!.. А? Представляешь? И жить буду там же – в келье, как монах. Красотища! Романтика!

– Хорошая программа, – одобрил Саня.

Так нас стало трое. Три беглеца.

А вечером, когда Королев все-таки соблазнил нас на выпивку – и мы, сидя за круглым столом, обсуждали последние кырские новости, – кто-то постучал в окно.

Я вышел на крыльцо – и увидел Таню Пирожкову. Она стояла в плащике, с огромным чемоданом в руке. Глаза ее блестели в полумраке.

– Уф, наконец-то!.. Здравствуй, Алик. Думала – не найду, – привычно-возбужденным голосом сказала Таня. – А Саша – дома?

– Постой… ты откуда взялась?.. с луны, что ли, свалилась?

– Ох, Алик!.. долгая история! – и Таня нервно рассмеялась. – Устала быть неудачницей. Все надоело. Дома – родители загрызли, на работе – скукота… на личном фронте – без перемен… В Кырске ловить больше нечего и некого. Хочу пока здесь обосноваться, а потом – в Москву переберусь. Да ты не пугайся! Я у Сани ночки две-три перекантуюсь – и свалю. У меня еще один вариант в запасе имеется.

Потом уж, когда мы сидели за круглым столом вчетвером и допивали разливной вермут, я понял наконец-то из пьяных околичностей Тани, что цели у нее очень даже конкретные – найти мужа в столице. В родном Кырске все варианты отпали – вот и рванула ближе к центру.

На другой день появился еще один гость из Кырска – мой бывший шеф, главный врач психбольницы. С тех пор, как мы с ним расстались, он очень изменился – обрюзг, потолстел, отяжелел. Он прилетел в Москву на какой-то симпозиум, остановился в гостинице, а так как знакомых в столице у него не было, то вот и приперся на выходной день в Дмитров. Тут я впервые узнал, что они с Саней давно знакомы.

Увидев меня, главврач сразу скис, заскучал.

– Как делишки? – спросил я его. – Тебя еще не турнули из дурдома?

– Разве мы с вами пили на брудершафт? – оскорбился бывший начальник.

– В те славные годы, когда ты ежедневно тыкал меня и хлопал по плечу, тогда мы тоже на брудершафт не пили!..

Вмешался Саня. Он ловко отвел главврача в сторону, познакомил его с Таней Пирожковой – и тот быстро забыл про меня. Минут через пять они с Таней уже играли во дворе в бадминтон, и шеф смеялся как мальчишка.

– Старость – не радость! – восклицал он, размахивая ракеткой. – Проклятая одышка… и сердце колотится как у зайца. Административная работа губит здоровье!

– Да! Да! – кричала Таня.

– А вы бросьте свою работу, – советовал пьяный Королев, который сидел на траве, полуголый, в одних плавках, с всклокоченной бородой, похожий на Вакха. – Плюньте на все. Берите пример с меня – я намерен поселиться в монастыре… Хотите составить компанию?

– Ну, это шутки! – смеялся шеф. – Разве могу я уйти, оставить больницу, больных?.. это было бы так эгоистично. Хотя, с другой стороны, хорошо бы смотаться в другой город. В Кырске нет перспектив для роста. Вот если б в Москве!..

– Кому ты тут нужен… – буркнул я сердито, но шеф сделал вид, что не слышал.

Так и прошел день. После обеда мы устроили прогулку по городу, бродили по дмитровскому валу, потом искупались в канале, а на обратном пути остановились возле дома Кропоткина и потолковали о судьбе князя-анархиста.

Вечером в нашей коммуне появился еще один человек.

Когда мы, все пятеро, отдыхали во дворе, в тени кустов пышно разросшейся сирени, – с громким стуком распахнулась калитка и послышался крик:

– Ахтунг, ахтунг! Бабай на вахте!.. Здорово, орлы!

Это был знаменитый кырский поэт-забулдыга Тимофей Бабай.

«Господи, что ж такое творится?!.. – быстро подумал я. – Каким магнитом их сюда тянет? Что за мистика?..»

Тимофей Бабай царским жестом раскрыл портфель – и достал две бутылки «экстры».

– Водка моя – закуска ваша! – И он оглядел нас. – А чего это вы, старички, приуныли? Не журитесь, хлопцы. Все будет о`кей. Спать я лягу во-о-он на той грядке!.. Никого не стесню.

– Да ладно уж, – отмахнулся Саня, – не выдумывай. Ляжешь, как и все, на полу. Давай, разливай свою «экстру».

– Нет! Я буду спать на грядке.

– Братцы!.. – произнес я громким шепотом. – Если вы все из Кырска уехали – кто ж там остался-то?..

– Там остались одни подлецы и идиоты, – сказал поэт Бабай, разливая водку в стаканчики.

– Золотые слова, – пробасил спящий в траве Королев, и добавил, не открывая глаз: – Мимо льешь. Кому говорю? Мимо льешь, рыжий.

– Мерзкий город Кырск, – фыркнула Таня. – Противный городишко. Порядочной девушке там даже замуж не выйти. Каждый мерзавец норовит с тобой переспать за просто так… Жулье!

– Точно, – сказал главный врач, кладя руку на танино колено. – Жулье и ворье. Прокурора нашего знаете? Ну, который без ноги. Так он недавно на взятках попался!

– Люди гибнут за мета-а-аллл! – запел спящий Королев оперным басом с приятной хрипотцой.

– Ты очень-то не кричи, – придержал его Саня. – Соседи ругаться будут. Поздно ведь уже… вечер.

– А пошли в избу! – предложил поэт Бабай. – Я вам новые стихи почитаю. Называются – »Прощание с Кырском»…

– Любопытное название, – заметил главный врач, собирая стаканчики.

– Почему – »Прощание»? – спросил я.

– Потому что… потому что… потому что – сил моих больше нет! – И Бабай вскинул руки, поросшие рыжим волосом. – Порядочный поэт не может оставаться в этом городе!.. не должен оставаться! Вот я и решил – переберусь в Москву. А пока – здесь зацеплюсь. Кырск – город прозаиков, не-поэтов. Там даже нет клуба творческой интеллигенции… я сто раз предлагал организовать, никто не хочет. А где поэтам общаться? В пивбаре, что ли?..

– Золотые слова, – сказал спящий Королев.

А потом мы перебрались в дом, и раздвинули большой стол, и долго еще сидели пьяной дружной компанией, крича и смеясь, и перебивая друг друга, засыпая и пробуждаясь, выпивая по стаканчику из бездонных волшебных бутылок и закусывая плавлеными сырками и огородной редиской.

Главный врач и Таня Пирожкова, крепко обнявшись, пели заунывно и протяжно:

– Деревенька моя! Деревенька родна-а-а-ая!..

А Тимофей Бабай декламировал, размахивая грязными пальцами и заливаясь пьяными слезами:

– Молодец! Гений! – кричал я и лез обниматься. – Тимоха, дай я тебя поцелую!.. Давно бы так… а то все писал какую-то пошлятину… Читай дальше!