Онлайн книга «1000 ночных вылетов»
|
В действительности километры всегда длиннее, чем на карте. А если к ним прибавить полетное обмундирование летчика, то они покажутся совсем уж длинными. Идем напрямик, обходя деревни и минуя дороги. Сколько идем? Я уже потерял счет дням. В мыслях только одно: надо выйти! Выйти к своим. Выйти из этого мертвого леса, из этого снега. Снег, снег… Какое проклятье, этот снег! И нельзя думать о пище. У нас и так мало сил. Вчера вечером мы попытались добыть пищу в деревне, но там оказались немцы. Хорошо, мы их заметили издали. Они послали в нашу сторону несколько очередей из автоматов, но преследовать не решились. И опять мы идем лесом, проваливаясь по пояс в рыхлый, податливый снег. Если бы хоть немного поесть! Все чаще и чаще падает Федор. Но останавливаться нельзя, надо идти. В лесу смерть. А в этой деревне? Дождемся вечера, в сумерках подойдем ближе. Если там окажутся немцы, нам останется только достать пистолеты… На большее нет сил… — Стой! Кто идет? — Свои! Русские… Нам показывают, как пройти к штабу. Румяный часовой преграждает путь: — Кто такие? Куда? Опережая наши ответы, Федор протягивает «филькину грамоту». Часовой прочитывает ее, осматривает нас с ног до головы и как-то лениво заключает: — Значит, от Бати топаете. — Он толкает дверь носком валенка и кричит: — Товарищ полковник! К вам два майора и капитан! — Пусти! Входим в просторную избу. За столом трое военных без знаков различия. Кто из них полковник? Собственно, это неважно. Перед нами на столе навалена всякая снедь, а над всем этим — чудо! — посвист пузатого самовара! Чувствую, как начинает кружиться голова. — Кто такие? Откуда прибыли? Зачем? Мне кажется, что вопросы задают все трое, до того они смахивают на молочных братьев: одинаково упитанные, круглолицые, у всех троих расстегнуты воротники гимнастерок, на коленях лежат полотенца. Особенно колоритна фигура того, что сидит в середине стола. «Уж не он ли полковник?» — спрашиваю себя. И, как бы отвечая на мой вопрос, сидящий в середине стола повелительно произносит: — Почему не докладываете? Кто? Откуда? Федя делает шаг вперед и протягивает бумажку, которая уже открыла нам двери в эту избу. Я смотрю на Федю и каким-то шестым чувством угадываю, что он сделал последний шаг, что силы вот-вот оставят его и он упадет, как это уже было не раз в лесу. — «…для оказания помощи товарищам летчикам», — заканчивает чтение протянутой бумаги тот, кого я принял за старшего… — Г…. вы, а не летчики! Летчики летают, а вы по земле ползаете! Грубо, но в общем-то правильно. Какие уж мы летчики! Я смотрю на товарищей. Оборванные комбинезоны, черные впадины под глазами, заросшие щетиной щеки, сухие, в клочьях потрескавшейся кожи губы… Вид у нас, прямо скажем, не очень… — Опять Петров направил, — резюмирует наше молчание старший. — Из «Грозы»? — Да. Все трое пристально разглядывают нас. — Ну, так чем мы можем вам помочь, «летчики»? — оттеняет иронию последнего слова старший. Я едва сдерживаю неприязнь: — Простите, товарищ… не знаю вашего звания… Нам сказали, что у вас есть самолеты и вы можете переправить нас через линию фронта. — Я — полковник, начальник авиации армии! А что же вас Петров не отправил? У него тоже самолеты бывают. — Отряд Петрова вынужден отступить… — А если нет у меня для вас самолетов? — Но, товарищ полковник… — До чего же голод обостряет обоняние! За пять шагов от стола я различаю аппетитные запахи колбасы, сыра и даже сливочного масла! — Как же нам быть? Нам надо за линию фронта. Нам надо в полк! — Каждому что-то надо. Подумаем. Утро вечера мудренее. Спасибо и на этом. «Черти, неужели они не видят наших красноречивых взглядов? Неужели надо просить? Да, придется…» — Товарищ полковник, еще одна просьба. Мы несколько дней не ели. Нельзя ли?.. — Начальник тыла армии, — небрежно кивнул полковник в сторону соседа справа. — Это в его компетенции. — Что ж, на довольствие поставим, — будто раздумывая, тянет начальник тыла. — Спасибо! — обрадованно перебиваю его. — Спасибо! Нам бы только поесть! — Договорились. Давайте ваши аттестаты. — Какие… аттестаты? — Обыкновенные. Продовольственные! — чеканит начальник тыла. — Так откуда у нас аттестаты? Кто же берет их с собой на боевое задание? Мы же летчики! — Без аттестатов не положено. Своим не хватает. — А мы что, чужие? — Я уже не могу справиться с голосом. — Нам что, подыхать тут? — Молчать! — Полковник грохает кулаком по столу. — Дисциплинка, товарищ майор! Как разговариваешь со старшими? — Простите, товарищ полковник. Но… у нас ведь безвыходное положение… — Брось! — неестественно хрипит Федор. — Брось! — Его голос взвивается до крика. Я смотрю в его вдруг побелевшие от негодования глаза, замечаю красные пятна на скулах. — Федя! Вместе с Лыгой хватаю Федора, и, кажется, вовремя. Он вдруг обмяк: глаза закатываются, и… мы едва удерживаем на руках его легкое тело, бережно укладываем на лавку. Федор что-то бормочет, порывается встать, куда-то идти, тяжело вздыхает, стонет. Мы суетимся возле него, подкладываем ему под голову свои шлемы. Я быстро расстегиваю на груди Маслова комбинезон и, пряча от взглядов этих трех, ставших мне уже ненавистными людей петлицы с единственным «кубарем», растираю ладонью грудь Федора. «Кожа и кости», — думаю я, ощущая, как начинает гореть под моей ладонью все его маленькое тело. На лбу Федора выступает испарина, он дышит ровней. Где-то неподалеку гудят моторы самолетов, одевается и уходит из избы начальник авиации. Я тоже поднимаюсь на ноги и застегиваю «молнию» комбинезона. — Куда? — тихо спрашивает Лыга. — Надо… — Я молча указываю глазами на Федора. — Попробую… Лыга, не отвечая, закрывает глаза. Я бреду по снегу в поле за деревней. Там угадываются силуэты двух ПО-2 и людская суета около них. В стороне, будто каменное изваяние, обозначена массивная фигура начальника авиации. Я подхожу к нему: — Товарищ полковник, отправьте нас этими самолетами. Пожалуйста. Полковник не шевелится, не оборачивается. — Товарищ полковник! — Я дотрагиваюсь до холодной кожи его реглана. — Товарищ полковник! — Чего орешь? Не глухой. Отправляем штабные документы. Мест нет! Не знаю, откуда взялось это спокойное бешенство. Я чувствую, как мои пальцы впиваются в шершавую рукоятку пистолета: — Послушай, полковник, ты нас отправишь… Пусть не всех… Пусть сначала одного… |