Онлайн книга «1000 ночных вылетов»
|
— Фамилия, имя, отчество? — спрашивает Руднев. Опять невольно оглядываюсь. У двери все тот же одинокий солдат. Значит, вопрос задан мне. — Вы сами прекрасно знаете, не так ли? — Здесь вопросы задаю я! Ваша фамилия, имя, отчество? — Слушайте, Руднев, перестаньте валять ваньку. — Встать! Я поднимаюсь со стула. — Повторяю! Здесь вопросы задаю только я! Сдать оружие! Я демонстративно засовываю руки в карманы брюк. Продолжаю молчать. — Товарищ боец! Приказываю обезоружить! Солдат тяжко вздыхает рядом со мной и стучит о пол прикладом винтовки. — Сдавай, старшина. Отстегиваю ремень и отдаю его вместе с пистолетом солдату. Он передает его Рудневу, тот достает пистолет, вынимает из него обойму и тщательно пересчитывает патроны. Пересчитав, опускает пистолет в ящик стола, а мне возвращает ремень. — Садитесь! Рассказывайте, с каким заданием прибыли, кто вас послал? — Откуда прибыл? Какое задание? — Молчать! Отвечать только на вопросы! С каким заданием прибыл? Сколько тебе заплатила немецкая разведка? Как думал осуществлять связь? У меня вертится на языке одно-единственное слово — «дурак»! Но, кажется, если произнесу его, я не окажусь в выигрыше. Уж лучше молчать. И я молчу. — С каким заданием прибыл?.. — монотонно бубнит Руднев и что-то пишет на отдельных листочках бумаги. Еще со студенческих лет во мне выработалось умение в случае необходимости отключать свой слух. Я могу внимательно глядеть в глаза собеседника, но, если разговор мне неприятен, мой слух изолируют спасительные заслонки, и тогда я могу думать о чем угодно, продолжая изредка кивать головой или поддакивать. И теперь я, отключив слух, только думаю. О, если бы Руднев мог узнать мои мысли!.. И снова: «Чистосердечное признание облегчит твою участь. С каким заданием прибыл? Признавайся. Иначе расстрел. Какую задачу поставила немецкая разведка? Признавайся!.. Молчание усугубляет твою вину! Говори всю правду!» И так до утра. * * * Сегодня при моем появлении в общежитии штурман Шмаков недвусмысленно произнес: — Почему мы должны терпеть шпиона? Не знаю, кто влепил ему пощечину — Василий Вильчевский или Николай Пивень, но мне стало понятно, что клеймо «шпиона» пристало прочно. Что делать? Как доказать свою невиновность? И почему я должен доказывать? Почему требует доказательств заведомая ложь? Почему донос считается неоспоримым фактом? — Возьми партизанскую справку и покажи ее Рудневу, — советует Маслов. — «Филькину грамоту»? — Я горько усмехаюсь. — Вряд ли поможет. Еще обвинит в незаконном присвоении воинского звания. — А ты объясни, почему нас назвали майорами. — Нет, Руднев не способен это понять. Может, попробуем вместе? Ты и Лыга? — Я уже был у него, — говорит Маслов. — Сам ходил? — Приглашал… — Тоже пришлось доказывать свое алиби? — Нет… Это сделали вы с Лыгой, подтвердив каждый день моего пребывания за линией фронта. Вы же меня и отправили… — Ну, а ты? Ты поможешь? — Думаешь, он поверит мне? Ведь я улетел раньше… А что было потом? — Значит, и ты сомневаешься? — Дурак! Ему нужны доказательства! Доказательства, понимаешь? Где я их возьму? — Негде… А ты, Лыга? Мы улетели вместе. Ты-то ведь можешь подтвердить каждый мой шаг. — Не каждый. Ты куда-то отлучался. — «Куда-то!..» На аэродром! Встречал и провожал самолеты! Упрашивал начальника авиации отправить сначала Федю, потом нас обоих! Ну, подтвердишь? — А вспомни листовку… Я член партии и не могу ничего скрывать. — Скрывать?! Вспомнил листовку?.. Сегодня ночью меня опять вызовет Руднев, и уж я ему скажу… Скажу, что младший техник-лейтенант Лыга встречался в немецком тылу с Гитлером! — Глупо! Неприкрытая ложь! — А ты попробуй, докажи! Чем глупее, тем правдоподобней… Я еще пытаюсь шутить… Как доказать, что я не верблюд, что моя покойная бабушка не побочная дочь кайзера Вильгельма, дедушка не руководитель сигуранцы, а я все же не немецкий шпион?! Что же мне делать? С этим я пошел к комиссару полка. Я рассказал ему все: про себя, про Федора и Лыгу, про листовку и «филькину грамоту», про каждый день, проведенный там, в тылу у врага, и про Руднева… Ничего не ответил комиссар, ничего не пообещал, только сжал мои плечи тяжелыми ладонями бывшего шахтера и заглянул в глаза. Внимательно и немного грустно. Да и что мог ответить мне комиссар Терещенко? Я и сам считал, что в такое тяжелое время лучше заподозрить десяток невинных, чем пропустить в ряды армии одного настоящего шпиона, одного предателя… Ночью, как обычно, пришел солдат-посыльный: — На допрос, старшина!.. — Послушай, скажи Рудневу, пусть катится к черту! И сам иди… — Не могу. Старший лейтенант опять прикажут… — К черту! Понял? К черту! Я упал на койку, закрыл голову подушкой и, кажется, впал в какое-то забытье. Меня вернуло к действительности чье-то прикосновение: — Вы больны, товарищ старшина? Я отбросил подушку и открыл глаза. Возле моей койки стоял командир полка. — Вас не было вечером на построении, — продолжал он. — Почему? — И не только вчера, товарищ капитан. Вы сами все знаете… — Я знаю, что вас не было в строю! Потрудитесь сегодня не опаздывать! — Есть, товарищ командир! Командир поворачивается и идет мимо коек к выходу. Я срываюсь с койки и догоняю его уже около двери, говорю с признательностью: — Анатолий Александрович! Спасибо!.. Он проводит ладонью по моим непричесанным вихрам: — Эх ты!.. Вечером я стою в строю вместе со всеми, слушаю слова боевого приказа и незаметным движением поправляю на ремне пистолет, который час назад принес все тот же солдат-посыльный. А вскоре, после одного из боевых вылетов, я приношу парторгу эскадрильи заявление о вступлении в партию. Первую рекомендацию мне дает комиссар полка. А вторую… Вторую написал старший лейтенант Руднев! Позже у меня будет возможность убедиться в том, что он храбрый офицер, весьма выдержанный и умный человек. Наделенный наблюдательностью и проницательностью, обладающий способностью к аналитическому мышлению и смелым обобщениям, он сумел обезвредить не одного настоящего шпиона. |