Онлайн книга «Темные воды»
|
– Вы… Вы позорите звание советского солдата! – не выдержал раз Ромчик, и Климчук разъярился: – Да ты кто такой? Самого небось распирает, да боишься? Ты тут монаха из себя не строй! А то романтику ему подавай, лютики-цветочки! А что, романтику и мы понимаем! Вот раз ночью, еще до войны, помню, уж так славно вышло: в парке, представляешь? Бабенка попалась пышная, нагнул ее, на спину шляпу положил, наяриваю, а сам голову задрал, смотрю: звезды, мать их, высыпали! Что твой горох! Эх, люблю я это дело, когда через Житомир на Пензу, а задница у той бабы была, что твоя перина! А эти – немчура костлявая, тьфу! А все ж – бабы… – Хватит, Климчук, – сказал Сергей, и тот заткнулся. Сергея он уважал и побаивался: везучий, черт! Ни одной операции не завалил! Вечно сухим из воды выходит. Все знали: если идти на задание с Седым – живым вернешься. Ну ранят. Но выживешь. Настоящий мужик, что говорить. А этот… интеллигентишка вшивый! Глазенки-то так и сверкают, когда про баб слушает! Ну, ничего, получишь свое. Через пару дней он привел девушку: – Эй, Ромчик! Вот тебе краля! Чистенькая, не бойся. Сама предложила. Давай не стесняйся, сними пенки, а мы уж потом. Сергей поморщился, только этого не хватало. – Прекрати этот балаган! – сурово сказал он Климчуку. – Немедленно отпусти девушку. – А я что, а я ничего! Она сама! Жрать-то все хотят. Как же – сама. Сергей подошел к девушке, она была очень юная, но высокая, поэтому казалась взрослее. – Wie alt sind Sie, junge Fräulein? [7] – Fünfzehn, herr Offizier. Девушка смотрела на него глазами, полными ужаса, и мелко дрожала. – Haben Sie keine Angst! Bitte, nehmen Sie es und gehen. Сергей сунул ей пару банок тушенки и вывел за дверь. – Э-э, постой! – закричал опомнившийся Климчук и схватил девушку за руку. – Ты что творишь? Она ж сама предложила! – Ей пятнадцать лет. – Ну и что? Но тут Ромчик с силой толкнул Климчука: – Пусти ее, ты, животное! – Что?! Ах ты сука! Толкать меня? На старшего по званию руку поднял? – Бегите! – сказал Сергей девушке и подтолкнул ее вперед, а сам попытался растащить Климчука с Ромчиком, которые сцепились всерьез, и у Ромчика уже вовсю шла кровь из разбитого носа. – Отставить! Немедленно прекратили! Ромчик, остынь! А ты что с младенцем связался? Хватит, я сказал! И в этот момент раздался страшный грохот: полуразрушенное бомбежкой здание вдруг само по себе рухнуло, завалив пол-улицы. А когда клубы пыли осели, они увидели… Увидели торчащие из-под обломков ноги давешней девушки. Тонкие девичьи ножки в грязных носочках и коричневых туфельках с перепонками и пряжками. Остолбенев, смотрели они, как дернулись ноги, а потом бессильно замерли. – Твою ж мать… – сказал Климчук. – Это ж надо… А Ромчик снова кинулся на Климчука, но Сергей его перехватил, и тогда тот страшно закричал: – Это ты виноват, сволочь! Ты, гадина! Если б не ты, она бы жила! – И Ромчик заплакал. – Да я-то тут при чем?! – Уйди, Климчук! Уйди от греха! Видишь, он не в себе! – А я что? Я уйду, конечно. Но я этого дела так не оставлю! И не оставил. Через пару дней смершевцы забрали и Ромчика, и Сергея… – А тебя-то за что? – воскликнул Николай, выслушав рассказ друга. – Меня за что… А Ромчика? Его по доносу Климчука в измене обвинили. Расстреляли там же. Раз-два, и нет парнишки. А меня по пятьдесят восьмой осудили. Пункт Один: «Недонесение со стороны военнослужащего о готовящейся или совершенной измене». Лишение свободы на десять лет. Май, Победа, все празднуют, а я… Да еще повел себя неправильно, психанул на допросе. Я, боевой офицер, награды имею, а меня в измене хотят обвинить? И кто? Тыловые крысы, гэбэшники вонючие, мать их! Тут-то мне два ребра и сломали. А-а, черт с ним со всем! Давай лучше выпьем. Они допили остатки водки и некоторое время сидели молча. Потом Сергей сказал: – Ты знаешь, я столько смертей видел. А девушку эту забыть не могу. Ножки ее в носочках. Туфельки. А как она на меня смотрела! С ужасом, а потом с надеждой. И все думаю, если бы я не встрял тогда, может, осталась бы в живых… И Ромчик… Эх, как вспомню! Сердце разрывается. Да. Вот так, брат. Никому не рассказывал, тебе только. – Я понимаю. – Знаешь, а я ведь книгу пишу. Обо всем этом. Только движется медленно. – Да ну?! Я всегда знал, что рано или поздно ты будешь писать. Дашь почитать? – Пока особенно нечего. Там и ты есть. – Я? – изумился Николай. – Ну, не совсем ты, конечно. Но кое-что есть от тебя. – Интересно… Представляю, что ты понаписал на мой счет. – Перестань! Ты… Ты же мой лучший друг. Единственный вообще-то. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, понимая: все, что разделяло их, исчезло, растворилось, пропало навсегда. – Да, забыл совсем! – воскликнул Сергей. – Я ж тебе тоже фотографии принес. Вот, возьми. И он достал из портфеля пачку фотографий. Николай улыбнулся: – Витоша! А это ваша свадьба… Надо же, как нарядилась! – Да это Ольга ее нарядила. Дорвалась до живой куклы. Николай долго перебирал фотографии, потом отложил несколько: – Вот эти только возьму, где она одна. Я все бы взял, но, боюсь, Вера увидит, а это лишнее. Потом они застряли в коридоре – никак не могли расстаться, все что-то вспоминая и рассказывая. – Да, бойся гостя стоящего! – наконец рассмеялся Сергей. – Все, брат, надо идти. А то Витоша будет волноваться. Он протянул руку Николаю, тот пожал, но не сразу выпустил – и они вдруг обнялись, очень крепко, по-мужски, чувствуя в эти секунды неимоверную братскую любовь друг к другу. Любовь и сострадание. – Я рад, что ты пришел, – произнес Николай внезапно охрипшим голосом. – Спасибо. – И я рад. – Ты звони иногда, ладно? И заходи! Веры еще долго не будет. – Хорошо, непременно! Надо же тебя держать в курсе событий! Нет, ты осознал, что скоро станешь дедом, а? – Не осознал! Послушай, я забыл спросить, а где ты теперь работаешь? – В газете! – ответил Сергей уже с лестницы. – Ольгин муж пристроил! Был в отделе писем, теперь сам заметки строчу – так, по мелочи! – Удачи тебе! – крикнул Николай и закрыл дверь. |