
Онлайн книга «Темные воды»
И Николай, перебирая оставленные Сергеем фотографии Виты, и Сергей по дороге домой – оба вспоминали юность. Сколько бессонных ночей провели они в комнатке Николы, читая друг другу стихи! Оба знали великое множество, Николай больше из классики, а Сергей упивался Гумилевым и Мандельштамом, знал Георгия Иванова и Михаила Кузьмина, потом оба открыли для себя Сергея Третьякова и увлеклись слово-творчеством. Никола вспомнил, с каким восторгом читал Седому эти строки: В сейфе сердца песни накапливая, Дня огнедышащих лилий жди, Пока от небес лепестят ломкокаплевые Землю дробящие травяные дожди; А если небесное заозерье высохнет, Ты судорогой сердца заменишь его, Потому что ни в недрах, ни в травах, ни в высях нет Ни единого ангела праведней твоего. Последние строки отзывались в душе Николы сладкой болью: именно это он и чувствовал, глядя на Верочку: ангел! С тех пор ангел превратился в демона, но Николай до сих пор ощущал эту болезненную «судорогу сердца» при одной только мысли о жене – он все еще ее любил. И страдал, представляя, каково сейчас бедной Верочке в «застенках», как она всегда называла стационар. А Сергей, уже подойдя к дому, вдруг остановился и нахмурился, ему пришла в голову мысль: а что, если болезнь Верочки передается по наследству? Вдруг Вита… Или ребенок? Нет, не может быть! Он никогда не видел у Виты ничего тревожащего, хотя особенно не вглядывался. «Надо будет попросить Ольгу, пусть посмотрит!» – решил он и поспешил домой, где Вита уже изнемогала от ожидания. Она сидела на стуле, завернувшись в халат Сергея, который укрывал ее целиком. Сергей сразу почувствовал, как ей не по себе. Увидев мужа, Вита плаксиво сморщилась и жалобно протянула: – И где ты ходи-ишь? Мне так плохо, а тебя нет и не-ет… – Сейчас, хорошая моя, потерпи. Прости, что задержался. Забеременев, Вита вдруг превратилась в капризную маленькую девочку, что несказанно умиляло Сергея, и он покорно выносил все ее причуды. Но сейчас ее действительно мутило. Сергей усадил Виту к себе на колени, и она, всхлипнув, положила голову ему на плечо. – Тошнит, да? – Весь вечер! – А почему ты не легла? – Мне лежать еще хуже… – Ничего, сейчас пройдет! Он поцеловал ее обиженные губы, погладил по спине, потом по животу, лишь чуть-чуть увеличившемуся в размерах. Вита затихла, потом глубоко вздохнула. Сергей понял, что ее отпустило. – Ты его чувствуешь? – спросила Вита, пристроив свою ручку на живот рядом с рукой мужа. – Да. – И как это? – Словно что-то мягко тыкается в душу. Как щенок, когда ему ладонь подставишь, а он ткнется влажным носиком. – Надо же… А я ничего не ощущаю… – У тебя все впереди. Как начнет брыкаться, сразу почувствуешь. – А как ты думаешь, он знает, что мы его любим? – Конечно! Только мне кажется, это девочка. Или мне хочется девочку… Еще одну басульку! – А как мы назовем девочку? Мне нравится Марина! – Это в честь Цветаевой, что ли? – Нет. Просто нравится. И так странно, знаешь, «Марина» значит «морская», да? А мне представляется почему-то березовая роща ранней весной. В это время стволы делаются розовыми… А снег уже рыхлый, подтаявший… И первый цветок, самый ранний, уже пробился сквозь наст. Подснежник. Вот это вижу. Такое имя – строгое, но хрупкое. Как цветок в снегу. – Пусть будет Марина, я не против. Они помолчали, и вдруг Сергей почувствовал, как напряглась Вита, она вздохнула и тихо спросила: – Скажи, а ты ведь не станешь… мне изменять? – Господи! Что это ты вдруг?! А-а… Ты тут сидела и думала, что я?.. Вита на самом деле об этом думала. С самого начала беременности она стала очень подозрительной – за любыми, самыми простыми словами и поступками мужа, его матери или сестры, а особенно Лизы, ей стал мерещиться другой смысл. Вита без конца обижалась и долго переживала обиду, накручивая себя до полного расстройства, хотя старалась не показывать этого никому, даже мужу. В минуты просветления она понимала, что все ее измышления – страшные глупости, и пугалась, вспоминая мать: «Нет, нет, я не такая!» Вот и сейчас ее неотвязно мучила мысль о возможной измене Сережи: она представляла себя толстой, опухшей, некрасивой и неуклюжей, разве Сережа захочет такую уродину? А ему же надо… Но Сережа только посмеялся над ее страхами: – Нет, я не стану тебе изменять. Да и как я могу? Других женщин просто не существует. Ты одна на всем белом свете. – Правда?! – Так я чувствую. – Скажи, а вот раньше… До войны. У тебя было много женщин? – Много. Но я ни одну не любил, – признался Сергей, а сам подумал: «Скажи мне кто-нибудь двадцать лет назад, что я смогу так сильно полюбить женщину, я бы не поверил…» – И как вы можете без любви? – спросила Вита и прижалась к нему потесней. – Сам удивляюсь! – ответил Сергей, обнимая ее еще крепче. – Ну что, может, ляжем? – А давай, как будто ты меня заколдовал, – прошептала Вита и укусила его за ухо. – И я не могу пошевелиться. А ты… – И я наконец осуществлю все свои гнусные желания? – Да-а… – томно выдохнула Вита, и Сергей рассмеялся: – Ах ты выдумщица! После того как они разобрались с «гнусными желаниями», Вита сразу заснула, а Сергей без толку полежал некоторое время, потом тихонько поднялся и ушел на кухню, прихватив заветную тетрадку. Но он был слишком переполнен впечатлениями после разговора с Николаем, чтобы писать, поэтому решил заглянуть к матери, которая, похоже, тоже еще не спала. Действительно, Екатерина Леонтьевна читала, лежа в постели, и обрадовалась, увидев сына: – Сережа, ты сегодня что-то поздно вернулся. Витоша заждалась. Сергей присел на край ее постели. – Я был у Николая. – Да что ты? Помирились? – Помирились! – улыбнулся Сергей. – Но так жалко его, сил нет. – Отчего так? Сергей вздохнул и рассказал матери про мигрени Николая и про болезнь Верочки, умолчав о хорошей женщине Зине. – Да-а, – задумчиво произнесла Екатерина Леонтьевна, выслушав рассказ сына. – Надо же как все обернулось… А ты знаешь, ведь мать Верочки с собой покончила. Как же ее звали?.. Вот, уже и забыла! Надя? Или Люба… – Или Соня? – Пусть будет Соня. Там такая драма! Мне сестра ее рассказала, тетка Верочкина. Соня младшая была, но замуж первой вышла, и очень удачно, сестра ей завидовала, потому что сама мучилась в браке, правда, как мне кажется, исключительно от собственной вздорности. Ты ее помнишь? А муж Сони был гораздо ее старше… Впрочем, нас этим не удивишь! |