Книга Домик в Оллингтоне, страница 132 – Энтони Троллоп

– Ах, мне все равно, – сказала мисс Спрюс, приготовляясь выйти из комнаты. – Ведь я старуха.

– Должны беспокоить, – сказал Люпекс, вставая со стула, может быть не имея ни малейшего расположения оставаться наверху в то время, когда обед, за который рано или поздно пришлось бы заплатить, будет уничтожен без его присутствия. – Должны беспокоить! О, я как нельзя более сожалею, что мои несчастья должны беспокоить других. Что касается до мисс Спрюс, то я взираю на ее личность с глубочайшим уважением.

– Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, ведь я старуха, вы знаете, – сказала мисс Спрюс.

– Нет! клянусь небом, я обращаю большое внимание! – воскликнул Люпекс и поспешил схватить руку мисс Спрюс. – Я всегда буду смотреть на старость, как имеющую права…

Но особые права, которыми мистер Люпекс хотел наделить старость, остались неизвестными для обитателей дома мистрис Ропер, потому что в этот самый момент отворилась дверь, и в комнату вошел мистер Кредль.

– Вот молодец! – сказал Имс. – Изволь-ка оправдываться.

Кредль, входя в дом, слышал шум, но не разобрал по этому шуму, что в гостиной бушевал мистер Люпекс. Увидев лицо этого джентльмена, он сделал легкое движение назад.

– Клянусь честью… – начал было он, но ему не удалось докончить своей речи.

Люпекс, опустив руку уважаемой им леди, в один момент налетел на молодого человека, и Кредль задрожал в его руках как осиновый лист, впрочем, не совсем как осиновый лист, потому что последний во время дрожания не является с закрытыми глазами, разинутым ртом и высунутым языком.

– Перестаньте, – сказал Имс, подбежав на помощь к другу. – Это никуда не годится, мистер Люпекс. Вы немножко выпили. Лучше подождите до завтрашнего утра и тогда объяснитесь с Кредлем.

– До завтрашнего утра? Ехидна! – вскричал Люпекс, не выпуская из рук своей жертвы и в то же время глядя через плечо на Имса. Кого он называл ехидной, определить было трудно. – В состоянии ли он возвратить мне жену мою? В состоянии ли он возвратить мне мою честь?

– Кля… я… я… нусь…

Но в эту минуту бедный мистер Кредль тщетно старался клятвою доказать свою невинность и представлять свою честь порукою в своей непорочности относительно мистрис Люпекс.

Люпекс все еще держал своего врага за галстук, хотя Имсу и удалось схватить его за руку и воспрепятствовать движениям его и приступу к новой атаке.

– Джемима, Джемима, Джемима! – кричала мистрис Ропер. – Беги за полицией, беги, беги за полицией!

Амелия, однако же, обладавшая большим присутствием духа, чем ее мать, остановила Джемиму в то время, когда последняя пробиралась к одному из окон, выходящих на улицу.

– Останься на своем месте, – сказала Амелия. – Они сейчас успокоятся.

И действительно, Амелия была права. Призвать полицию, когда в доме шум, то же самое что позвать пожарных, когда в кухонной трубе загорится сажа. В подобных случаях с соблюдением осторожности саже дают время прогореть без участия пожарных. Я расположен думать, что в настоящем случае прибытие полиции не принесло бы существенной пользы ни той, ни другой стороне.

– Клянусь честью… я ничего о ней не знаю… – Это были первые слова, которые в состоянии был выговорить Кредль, когда Люпекс по настоянию Имса ослабил галстук.

Люпекс обратился к мисс Спрюс с язвительной улыбкой:

– Вы слышите его слова! Этого хищника домашнего блаженства. Ха-ха! Говори мне, куда ты отвез мою жену?

– Если бы вы мне подарили английский банк, я и тогда сказал бы: ничего не знаю, – отвечал Кредль.

– И я убеждена, что он ничего не знает, – сказала мистрис Ропер, подозрение которой против Кредля начинало уменьшаться.

Но с уменьшением подозрений уменьшалось к нему и ее уважение. То же самое было и с мисс Спрюс, и с Амелией, и с Джемимой. Сначала все они считали его страшным глупцом за побег с мистрис Люпекс, а теперь начинали считать его жалким созданием, потому что он этого не сделал. Если бы он совершил такую вопиющую глупость, его бы считали интересным глупцом, а теперь, когда все подозревали, что он знал о мистрис Люпекс нисколько не больше того, что знали они сами, Кредль становился в их глазах тем же глупцом, только без всякого интереса.

– Конечно, он ничего не знает, – сказал Имс.

– Не больше моего, – сказала Амелия.

– Самая наружность доказывает его невинность, – сказала мистрис Ропер.

– Совершенная правда, – сказала мисс Спрюс.

Люпекс повертывался то к одной, то к другой даме, когда они защищали подозреваемого им человека, и потрясал головою при каждом произнесенном уверении.

– А если он не знает, так кто же может знать? – спросил Люпекс. – Разве я не видел, что творилось между ними в течение последних трех месяцев. Есть ли какой-нибудь смысл в предположении, чтобы такое создание, какова жена моя, всю свою жизнь наслаждавшаяся всеми удобствами, могла убежать от меня в обеденное время, унеся с собою все мое имущество и все свои драгоценности, и чтобы к этому побегу никто ее не подстрекал, никто не помогал ей? Может ли такой человек, как я, поверить подобной сказке?

Произнося эту речь, мистер Люпекс ходил взад и вперед по комнате и при самом заключении с ожесточением швырнул на пол носовой платок.

– Я знаю, как мне следует поступить, мистрис Ропер, – сказал он. – Знаю, какие должно принять меры. Завтра же утром поручу это дело моему стряпчему.

Сказав это, Люпекс поднял платок и спустился в столовую.

– Ты и в самом деле ничего не знаешь? – спросил Имс своего приятеля, взбежав наверх вымыть руки и обменяться с Кодлем парою слов.

– О ком… О Мэри? Я не знаю, где она, если ты спрашиваешь о ней.

– Разумеется о ней! Другого вопроса тут и быть не может, и что тебя заставляет называть ее Мэри?

– Это нехорошо, признаюсь, нехорошо! Но ты знаешь, что слово иногда само собой сорвется с языка.

– Сорвется! Знаешь ли, что, любезный? Ведь ты готовишь себе неприятную историю, и из-за чего? Этот сумасброд, пожалуй, притянет тебя в полицию за кражу его вещей.

– Но, Джонни…

– Да я все знаю. Разумеется, ты их не украл, да и нечего было украсть. Но если ты будешь продолжать называть ее Мэри, то увидишь, что он к тебе привяжется. Мужчины не называют чужих жен таким образом.

– Разумеется, между нами была дружба, – сказал Кредл, которому как-то нравилось смотреть на этот предмет с своей точки зрения.

– Ну да, сначала ты был в дружбе с ней, а потом она выманила у тебя деньги, вот тебе и начало и конец. Если ты будешь продолжать показывать свою дружбу, у тебя выманят еще больше денег, ты делаешь из себя настоящего осла, вот и все тут.

– А ты кого сделал из себя в отношении этой девчонки? Бывают, мистер Джонни, ослы похуже меня.