Книга Домик в Оллингтоне, страница 134 – Энтони Троллоп

В это время Лили сделалась капризною, резкою в словах, позволяла себе маленькие причуды по праву выздоравливающей, в виде возмездия за прежние страдания и лишения. Она притворялась, что очень беспокоится насчет своего обеда, и уверяла, что в такой-то день выйдет на воздух, пусть себе доктор Крофтс повелевает как знает.

– Он старый дикарь, вот и все тут, – говорила она сестре в один вечер после его отъезда, – и право, нисколько не лучше других.

– Кто же эти другие? – спросила Белл. – Во всяком случае, он вовсе не стар.

– Ты знаешь, что я хочу сказать. Он такой же брюзга, как доктор Гроффен, воображает, что все обязаны исполнять его приказания. Разумеется, ты за него заступишься.

– Не мешало бы и тебе заступиться за него после всего, что он для нас сделал.

– И я заступлюсь, без всякого сомнения, перед всеми, кроме тебя. Я ужасно как люблю подтрунить над ним перед тобой.

– Лили, Лили!

– Да, люблю. Из тебя так трудно вызвать искру огня, и поэтому, когда узнаешь место, где находится кремень, так вот так и хочется вырубить огня. Что он этим хотел сказать, что мне нельзя будет встать в воскресенье? Не беспокойтесь, я встану, если мне захочется.

– Но если мама попросит тебя этого поделать?

– О, мама не захочет этого, если он не станет вмешиваться и приказывать. О, Белл, какой он будет тиран, когда женится.

– Неужели?

– И как бы ты была покорна, если бы сделалась его женой! Тысячу раз жаль, что вы не влюблены друг в друга, то есть если ты еще не влюблена.

– Лили, помнится, ты дала обещание не говорить мне об этом.

– Да, правда, но это было давно, с тех пор обстоятельства переменились… весь мир переменился. – При этих словах голос Лили задрожал и отозвался грустью. – Я чувствую, как будто мне должно быть позволено говорить, о чем вздумается.

– Говори, говори, что хочешь, душа моя.

– Ведь ты знаешь, Белл, у меня не осталось ничего собственного, о чем бы стоило поговорить.

– Сделай милость, Лили, душа моя, не говори ты этого.

– Но это, правда, Белл, и почему же мне не говорить? Неужели ты думаешь, что я не говорю этого самой себе, когда бываю одна, когда задумаюсь и потом все думаю и думаю. Ты не должна скупиться, тебе как будто жаль этого, а почему бы мне иногда и не поговорить об этом?

– Для тебя я ничего не пожалею, только мне думается, что это останется навсегда так.

– Спроси себя, Белл, как бы это было с тобой на моем месте. Впрочем, иногда мне кажется, что ты судишь обо мне совсем иначе, чем о себе.

– Правда твоя, потому что я знаю, что ты гораздо лучше меня.

– Я не настолько лучше, чтобы быть способной забыть все прошедшее. Я знаю, что никогда не буду в состоянии сделать это. Я обо всем передумала, я приняла неизменное решение.

– Лили, Лили! Умоляю тебя, не говори этого.

– А я говорю, и что же? Ведь я не очень грустила и не впала в меланхолию, не правда ли, Белл? Мне кажется, что я заслуживаю некоторое одобрение, а между тем ты не даешь мне никакого права в свете.

– Какого же ты желаешь от меня права?

– Говорить о докторе Крофтсе.

– Лили, ты злая, злая тиранка. – И Белл наклонилась к ней на грудь и целовала ее, скрывая свое лицо в вечернем сумраке.

После этого для Лили не оставалось более сомнения, что Белл была неравнодушна к доктору Крофтсу.

– Ведь ты слышала, что он говорил, дорогая моя, – сказала мистрис Дель на следующий день, когда после отъезда доктора Крофтса все три находились в комнате больной. Мистрис Дель стояла по одну сторону постели, а Белл по другую, между тем как Лили нападала на обеих. – Завтра тебе можно встать на часок или на два, но он думает, что лучше не выходить из комнаты.

– Что же из этого выйдет хорошего, мама? Мне так надоело смотреть на одни и те же обои. Это такие скучные обои. Все считаешь да пересчитываешь узор. Не понимаю вашего терпения, как вы можете жить здесь!

– Как видишь, я привыкла.

– К подобного рода вещам я никогда бы не привыкла, все считаешь, считаешь и считаешь. Сказать ли вам, что бы мне хотелось сделать, и я убеждена, что это будет самое лучшее.

– Что же именно? – спросила Белл.

– А вот что: встать завтра утром в девять часов и отправиться в церковь, как будто со мной ничего не бывало. Потом, когда доктор Крофтс приедет вечером, вы ему скажете, что я ушла в школу.

– Этого бы я не советовала, – сказала мистрис Дель.

– Он был бы приведен в самое приятное изумление, убедясь, что я не умерла до вечера, как бы это следовало по правилам медицины, он был бы поставлен в совершенный тупик.

– Это было бы весьма неблагодарно с нашей стороны, боюсь, чтобы не сказать чего-нибудь больше, – заметила Белл.

– Совсем нет, нисколько. Пусть он не приезжает, если ему не понравится. Впрочем, я не верю, что он ездит сюда для того, чтобы лечить меня. Вы делаете, мама, очень хорошо, что смотрите на его визиты именно с этой точки зрения, но я уверяю, что правда на моей стороне. И знаете ли, что я намерена сделать? Я представлюсь, что мне стало хуже, иначе бедненький лишится своего единственного счастья.

– Пусть ее говорит, что хочет, пока не выздоровеет, – сказала, смеясь, мистрис Дель.

Уже почти стемнело, и мистрис Дель не заметила, как рука Белл проскользнула под одеяло и поймала руку сестры.

– Моя правда, мама, – продолжала Лили, – пусть Белл скажет, что это неправда. Я бы, так и быть, простила ему, что он держит меня в постели, лишь бы он заставил ее влюбиться в себя.

– Она уже выговорила себе право, мама, – сказала Белл, – говорить что вздумается, пока не выздоровеет.

– Я намерена всегда говорить, что мне вздумается, и намерена всегда пользоваться этим правом.

В следующее воскресенье Лили встала, но не выходила из спальни матери. Она сидела в том полураспашном наряде, который так идет выздоравливающим, в первый раз вставшим с постели, когда приехал доктор Крофтс. Там, в спальне, она скушала маленький кусочек жареной баранины и назвала свою мать скупою старухой, потому что ей не позволили скушать больше, там она выпила полрюмки портвейну, утверждая, что вино было кислое, гораздо хуже докторской микстуры, и там же, хотя это было воскресенье, она вполне насладилась последним часом дня, читая очаровательный новый роман, который только что появился в свет, вызвав целый ряд рецензий со стороны молодой и старой читающей публики.

– Мне кажется, Белл, она поступила совершенно справедливо, приняв его предложение, – сказала Лили, закрывая книгу, потому что становилось уже темно.

– Тут и не могло быть иначе, – сказала Белл. – В романах все идет отлично, все сходит с рук, поэтому-то я их и не люблю. Они уж слишком приторны.