Книга Бесконечность не предел, страница 129 – Василий Головачев

— Видите форму? Десять граней, словно из-под станка, если считать с торцами.

— Всё равно не понимаю.

— Полену предназначена одна функция — сгореть в печке или в костре. То есть весь спектр его формосуществования будет реализовывать эту функцию. Вот смотри.

Данимир собрал лучины ровной горкой, направил на неё эргион.

Стопка задымилась и превратилась в странный сросток тонких деревянных стерженьков, похожих на гнутые спиралью коренья.

— Блин! — изумился Саблин.

Юстина прыснула, расслабляясь.

— А это как ты объяснишь?

— Ну, палки перепутались…

— Мы взяли для тренинга неудачный объект, — задумчиво сказал Прохор. — Полено — не вывороченная из земли глыба камня, это бывший живой организм, он рос, жил и размножался. Дерево засохло, но состоит из клеток, которые в свою очередь состоят из длинных биологически активных молекул. А они реагируют на формотранс не так, как кирпич.

— Логично, — согласился Саблин.

Прохор направил эргион на «сросток корней».

По «корешкам» прошло искривление, и все они сплелись ещё гуще, закрутились в более сложный объект, близкий по форме к шару.

Во двор вышла Лукерья Ивановна в том же толстом, сером, пуховом платке, неся в руке алюминиевую миску с пшеном, с любопытством посмотрела на чурбак, на шар, на красные полосы пыли.

Позвала кур:

— Цыпа, цыпа, цыпа…

Куры без опаски направились к ней.

— Чем это вы тут занимаетесь?

— Решаем геометрические задачи, — бодро доложил Саблин. — Кирпич ваш развалили, не будете ругаться?

— Да за что ругаться-то? — не поняла Лукерья Ивановна. — Кирпич старый, о прошлом годе трубу меняла в сараюшке, вот осталось. Хоть весь кирпич берите.

— Весь нам не надо.

— А это что за колобок? — Старушка кивнула на шар из берёзовых «корешков».

— Мы учимся создавать геометрические композиции из разных материалов, — нашёлся Прохор. — Только это коммерческая тайна, вы уж никому не рассказывайте, ладно?

— Дак ведь и некому рассказывать, — махнула ручкой Лукерья Ивановна. — Ко мне редко кто заходит, а дети раз в год приезжают.

Она ушла в дом.

— Не бойтесь, — понизил голос Саблин, — Ивановна — верный товарищ, всё будет хорошо, я с ней объяснюсь.

— Топчемся на месте, — сердито сказала Юстина, пряча руки в рукава. — Может, в лес уйдём?

— После обеда так и сделаем. Что у нас есть ещё?

— Лопата, — заметил Прохор деревянную лопату для уборки снега.

— Солома, — показала пальчиком Юстина на маленький стожок соломы, прикрывающий бугор погреба.

— Курица, — предложил Саблин.

— Нет, живыми объектами займёмся только после того, как научимся трансформировать неживые, — твёрдо сказал Прохор. — С соломой я не уверен, что она станет менять форму, её функции ограничены одной, максимум двумя позициями.

— Давай проверим.

— Проверяй.

Саблин «выстрелил» из эргиона.

Маленькая копнушка соломы высотой в полметра, покрытая снегом, вскипела… и осыпалась ровным слоем по горбу погреба, перемешавшись со снегом.

Прохор засмеялся.

Саблин подошёл ближе, чтобы рассмотреть результат своего «формотворчества».

— Почему она так легла?

— Потому что ей всё равно, как лежать.

— И солома не изменилась…

— А её форма в данном случае вообще не играет никакой роли. Каждая соломинка — пустая трубочка, не несущая никаких полезных функций. В крайнем случае эти трубочки станут многогранными.

— А если попробовать пойти в другую сторону?

— Валяй.

Саблин «выстрелил» ещё раз — с тем же результатом, и ещё раз, и ещё.

Ворох соломы менять форму не хотел. Правда, соломинки действительно стали многогранными, как и предсказывал Прохор, но, кроме этого, ничего больше с ними не происходило.

— Кончайте играться, — сказала Юстина. — Малые дети. У нас есть другие вещи.

— Ставь огурец, — решил Прохор.

Саблин очистил торец чурбака от кирпичной пыли, положил по центру огурец.

— Сейчас мы его превратим…

— В карету, — иронично закончила Юстина, вспомнив известную сказку.

Прохор прицелился, и солёный огурчик превратился в идеальной формы двойной тетраэдр, склеенный торцами. Вернее, не склеенный, а как бы выросший на грядке с формой двойного тетраэдра. Он был такой же блёкло-зелёный, с беловатыми прожилками, и на огурец походил мало.

— На карету не похож, — глубокомысленно произнёс Данимир, разглядывая бывший огурец. — Можно откусить?

— Откуси, вряд ли он потерял вкус огурца.

Саблин с хрустом откусил острый кончик первого тетраэдра, пожевал, проглотил.

— Вкусно.

— Солёный огурец — он и в Африке солёный огурец, — сказал Прохор. — Клади на место.

— Можно мне? — сделала шаг вперёд Юстина; щёки её запылали, и она сердито сверкнула глазами, как бы предупреждая: попробуйте, пошутите!

— Конечно, — отступил Прохор.

Юстина направила эргион на огурец.

Надкусанный двойной тетраэдр превратился в длинный зеленоватый параллелепипед с чашевидной впадиной на торце.

— Пенал! — определил Саблин.

— Я хотела… другое.

— Ерунда, ты здесь ни при чём, просто диапазон формосуществования огурца допускает и прямоугольные формы. Трансформируй дальше.

Огурец превратился в додекаэдр. Потом в икосаэдр.

— Понятно, дальше можно не продолжать, — сказал Прохор. — Спектр огурца укладывается в стандартные платоновы тела. Потом пойдут многогранники, пока не получится шар.

— А если взять яблоко?

— Будет то же самое.

— Я всё-таки попробую. — Юстина взмахнула эргионом, как волшебной палочкой, и превратила мочёное яблоко в нечто, напоминающее гранату-лимонку со множеством выпуклых насечек.

— Поздравляю, — хрюкнул Саблин, — из вас выйдет прекрасная фея-селекционер.

Юстина ткнула эргионом в «гранату», и та преобразилась в многогранник с выпуклыми гранями блёклого салатового цвета.

— Сорок, однако, — сосчитал количество граней Саблин. — Можно откусить?

— Тебе бы только кусать, — осудил друга Прохор. — Не наелся бабушкиными блинами?

— Я просто хотел сравнить вкус.

— Вкус еды изменение формы объекта скорее всего не меняет, ты уже пробовал огурец. Давайте поэкспериментируем с более сложными предметами.