Онлайн книга «Суворов и Кутузов»
|
Новое меткое суворовское словцо было готово. – Куда может вести солдат такой офицер? Войска знают одно: оборону. Надобно переломить, переучить! Завтра же начать! Обучаться австрийские войска действительно начали со следующего дня. Русские полки собирались постепенно в Валеджио. Наступать с одними австрийцами, к тому же незнакомыми с суворовской тактикой, было немыслимо. Суворов решил подождать подхода всех своих войск. А чтобы не терять времени даром, велел обучать австрийцев сквозным атакам пехоты на пехоту, пехоты на кавалерию и т. д. И дал приказ – продиктовал по-немецки выдержки из своей «Науки побеждать». В австрийские полки разослал русских офицеров обучать союзников штыковому бою, быстроте и натиску. Австрийцы оскорбились: помилуйте, какие-то варвары станут учить их! Лапидарный, отрывистый стиль суворовских приказов был им непривычен и чужд. «Марш вперед!» – когда австрийцы привыкли в лучшем случае стоять на одном месте. «Смерть или плен – все едино!» – когда у австрийцев понятие о воинской чести не было так высоко, чтоб предпочитать смерть плену. Только те, кто по Фокшанам и Рымнику помнил знаменитого «Генерала-вперед», понимали суворовский приказ. Остальные пожимали плечами, говоря: «Den Feind uberall angreiffen! Was ist das fur eine Strategie?» [101] Папа Мелас, как старший австрийский генерал, приехал к фельдмаршалу поговорить об этих нововведениях. Он завел разговор издалека – о том, что-де у русских и австрийцев разные воинские уставы и прочее. Но Суворов прижал его, – папа Мелас вынужден был сказать прямо: да, австрийские генералы недовольны новыми порядками. – Пустяки! Это младенцы, которые плачут, пока их обмывают! Зато после они спят крепким сном! – отрезал Суворов. И папа Мелас уехал ни с чем. Генерал Шателер предложил Суворову, пока подойдут русские войска, произвести рекогносцировку. Суворов резко отказался: – Рекогносцировки нужны только робким. Кто хочет найти неприятеля, найдет и без них. Штыки, холодное оружие, атака, удар – вот мои рекогносцировки! Это говорил он сам, опытнейший разведчик, с первых дней своей военной службы показавший себя чрезвычайно смелым и находчивым в рекогносцировке, бывший в разведке в двух шагах от палатки Фридриха II. Но здесь под рекогносцировкой австрийцы понимали иное: демонстрацию. Излюбленным их приемом было – пугать неприятеля, делать вид, что они хотят наступать, в то время как сами желали обратного. Суворову сразу же надо было показать, что на этот путь он не станет. Суворов был намерен ударить по врагу, ударить немедленно и сокрушительно. Он только ждал, когда подойдут его чудо-богатыри. IV
Суворовские полки один за другим собирались у Валеджио. Русские войска шли, с удивлением глядя кругом: здесь все было необычайно – и люди, и природа. Казались странными эти городки и местечки, окруженные, точно крепости, каменными стенами и рвами; плоские крыши кирпичных домов; фруктовые деревья, разбросанные меж кукурузных и капустных полей; холмы, где тесно, друг к дружке, посажены виноград, кукуруза, тутовые деревья, яблони, груши, орешник; смуглые черноволосые крестьяне в кожаных штанах с голыми от подколенок ногами. – Народ здесь черный, как цыгане. – И ни одного курносого… – Чесноком и луком больно пахнут: как откроет рот, так уноси ноги! – И до чего голосистые, черти! – А у баб голоса грубые… – Сердитые, должно. Оттого тут мужики сами коз доят и ребят нянчат… – Говорят смешно, словно барабан трещит, – «грррандэ!» – передразнил Зыбин. – И скажи, какой вежливый народ: всех, даже нашего брата солдата, называют «синьор». «Синьор солдате!» – Это во многих землях такой обычай, – наставительно сказал любивший поучать Воронов. – Вот в Польше – все паны: холоп – «пан» и Бог – «пан». «Цо пану треба?», «Як пан Бог позволили?» С улыбкой смотрели на встречающихся ослов и мулов. – Вчерась, как стояли в том городке, я, братцы, видал: едет на тележке человек. В тележку впряжены кобыла, корова, осел да энтот самый мул. – Вся родня, стало быть? – Да, окромя только свиньи, вся. – И вот хозяин ехал-ехал, потом стал и почал доить корову, посля кобылу… – Тьфу ты! Пусть бы уж и осла доил… – Ей-Богу! Подоил, напился, травкой какой-то – щавелем не щавелем – закусил и поехал дальше… – Ловко: и везут и кормят! – Чего ж он травой-то закусывал? – Да у них с хлебом неловко… – Не так, как у нас. Ржи они не сеют, пшеницы мало. – Тут все больше кукуруза. Ни тебе гречихи, ни проса… – Булки тут невкусные, неизвестно из чего склеены. – Ты не знаешь из чего? Из кукурузы. В ихней булке пшеницы мало. – То ли дело наши, тамбовские! – Нет, лучше вяземских пряников нет! – вздохнул Зыбин. – И масло у них противное. Почему это? – Из козьего и овечьего молока. – Братцы, а я лягух на рынке видал. – Брешешь? – Ну вот! – Это зачем же лягухи? – Есть. В тряпицу завернуты. Да в сетку положены. – У нас, в Беларуси, смеются, как один вот етак съел, не знавши, лягушку. Ему говорят, а ён отвечаеть: «А, ляга не ляга, – осталася одна нога!» – Тьфу ты, прости Господи! – плевался Воронов. – У них, в Полесье, много этого добра, жаб. – Насчет чего здесь хорошо, так это насчет вина! – Да-а! – И быки здесь важнецкие, – похвалил Огнев. Удивляло солдат жилье: двухэтажные высокие дома, а печей нет. Вместо печи в комнате огромный камин. – А где же у них печи? – Зачем им печи? Это тебе не в твоем Великом Устюге! Тут кругом год – теплынь. – Да, похоже на то, – говорили разомлевшие от зноя солдаты. Жара стояла от утра до заката. Дорога настолько накалялась, что босиком не ступить. Вечера были такие же душные, как и дни. – Тепло, як у нас на Полтавщине… – Тепло-то тепло, да земля не та. Здесь народ живет хуже вашего. Ишь, едят что: одни эти свои червяки, как их, макароны. С деревянным маслом… – А нищих сколько, ровно у нас на ярмарке… |