Онлайн книга «На Фонтанке водку пил»
|
И короткую шпажонку, такую изящную, маленькую, будто для накалывания птифуров, тоже принес Миша. То ли в загранке купил, то ли в лавке антиквара. — Что мне с ней делать? — спросил Басик. — А ничего, — ответил Данилов. — Верти в руках, и все… И Олегу стало удобно по-королевски указывать шпажонкой на собеседников-подданных… По причине жарких летних дней рукописный отдел Пушкинского дома не работал, и Р. стал звать к телефону Татьяну Краснобородько, хранителя пушкинских рукописей. Татьяна Ивановна всегда на месте и всегда работает. Умно, ответственно, со страстью и даже яростью. Это — человек посвященный, и просвещенный, и преданный своему уникальному делу. Однако о ней, о первой комнате-сейфе, где Р. впервые встретился с рукописью «Русалки», о ремонтах, авариях, переезде, взявших у Тани столько здоровья и сил, «о доблестях, о подвигах, о славе» хранителя по судьбе и призванию — в другой раз. А пока — кто, как не Татьяна, поймет острый интерес Р. к булгаковским письмам, кто в неурочное время достанет и просмотрит триста шестьдесят девятый фонд, кто посоветует перелистать издания рукописного отдела и скажет напрямик, что комментариев Елены Сергеевны здесь нет, а копии написаны Булгаковым от руки, что Леша Ершов, сын Леонида Федоровича Ершова, в фонде отметился и, скорее всего, эти материалы опубликовал… И точно, опубликовал… Р. держит в руках первую книгу трехтомника «Творчество Михаила Булгакова», открывает статью «Из истории постановки „Мольера“ в ГБДТ им. М. Горького, публикация А.Л. Ершова» и убеждается в том, что вот теперь для него и начинается настоящая работа… Во-первых, публикатор упоминает договор, хранящийся в Пушкинском доме, но самого договора не приводит. Во-вторых, ссылается на протоколы Худполитсовета, которые есть в ЦГАЛИ, но этих протоколов лишь кратко касается в комментарии, а в нашем случае они имеют первостатейное значение … А в-третьих, забегая вперед, скажем, что публикатор был неточен, так как искомые обсуждения — в папке № 59, а не № 68, к которой он отсылает… Однако важные эти детали артист Р. прояснил для себя не тотчас, а несколько позднее, когда снова пошел в ЦГАЛИ, в этот же день — в Пушкинский дом и стал заново листать отравленные веком папки … Это был тяжелый день… При Товстоногове «Мольера», так же как «Розу и крест», начинали до отпуска, в жару, а выпускали в начале сезона. И точно также на первый прогон пришел Товстоногов. Был слух, что Юрский сам просил его прийти. Больше других Гогу занимали королевские сцены еще и потому, что отношения искусства и власти тревожили его так же, как Юрского. И тут со времен Булгакова, в принципе, ничего не изменилось. Со времен Булгакова и со времен Мольера… Ленинградским «королем» вел себя персек райкомгоркомобкома Романов. Сколько подобострастных шуток ходило о его царской фамилии!.. И бог знает, как сложился бы конец прошлого века в России, если бы там, в ЦК, победил и возглавил КПСС Г.В. Романов, а не М.С. Горбачев… Романов недолюбливал Товстоногова, а Юрского просто терпеть не мог. В обоих случаях это было вполне взаимно. Как-то была телепередача, в которой пенсионера Романова спросили, почему он плохо относился к интеллигенции. «К кому?» — «К Товстоногову». Романов взял с полки книгу и прочел: «Глубокоуважаемому Григорию Васильевичу Романову с благодарностью за все то, что он сделал для театра и для меня лично. Г. Товстоногов»… Романов не уловил здесь мольеровской, верней, булгаковской нотки… Р. казалось, что Ю., так же как и он сам, не умел играть чужое представление о роли. Или не хотел. Или не любил. Он все придумывал сам и сам делал, что хотел. Отсюда тяга к режиссуре. Чтобы никто не мешал… Но то, что придумывал для роли Сережа, чаще всего совпадало с тем, чего искал Гога. А если и не совсем совпадало, все равно оказывалось приемлемым, потому что подсознательно включало тайные намерения Гоги. Тайные даже от него самого. Речь все-таки об искусстве, а не о ремесле… Гога вообще любил неожиданный результат. Если его что-нибудь удивляет в том, что ты предлагаешь, считай, что ты — в порядке… Р. казалось, что Ю. иногда даже испытывал Гогу. Ну что такое, например, его Осип в «Ревизоре» — темные очки, тросточка, господин из другой эпохи, некто вроде Паниковского… По облику и природе чувств это с Хлестаковым Басика и Городничим Лаврова вроде не совпадало… Как будто Серж малость провоцировал Гогу: разрешит или попросит снять излишества?.. Нет, ничего Гога снять не просил, значит, так и буду торчать торчком в этом спектакле, пускай народ удивляется, а иначе скучно и артисту, и зрителю, если не баловаться… Они вообще были друг другу «на испытание», Юрский и Товстоногов, Сережа и Гога… Во всяком случае, так казалось артисту Р. Он ведь был не рецензент, а наблюдатель, будущий отщепенец, и его интересовали отношения людей, подверженные испытаниям ремесла и искусства. У Р. были свои отношения с Ю. с тех самых пор, когда Товстоногов ввел его на роль Чацкого, хотя Ю. против этого возражал. При этом Р. невольно встрял в отношения Гоги и Сережи, хотя бы как повод для размолвки или ревности. И, несмотря на то что они были вовсе разные — Чацкий Юрского напоминал о Пушкине, а Чацкий Рецептера — о Грибоедове, повод все-таки был: роль одна, а артистов двое. Вообще-то Сережа считал, что это не ревность, и возражал против «разрушения монолита». То есть у них с Товстоноговым был «монолит», а Р., встряв в «Горе от ума», его разрушил. Но если человек переживает, что между ним и Гогой забили клин, и клин в виде артиста Р. разрушил «монолит», то что же это, если не актерская ревность, вполне естественная и понятная?.. Между Р. и Товстоноговым тоже пару раз вбивали клин в виде артиста Б., и Р. переживал «разрушение монолита» точно так же, как Ю. Чуть позже, на телевидении, в «Кюхле» Александра Белинского по Ю. Тынянову они сошлись в большой и острой сцене, где Ю. играл Кюхельбекера, а Р. — Грибоедова… И когда Р. вместе с Р. Сиротой поставил на телевидении «Смерть Вазир-Мухтара» того же Тынянова, они опять словно вернулись к «Горю от ума», потому что на этот раз Юрский сыграл уже самого Пушкина, а Рецептер — опять Грибоедова… Тень давней ревности к роли Чацкого, почти незаметная или хорошо скрытая, как будто намекала на таинственные и труднообъяснимые отношения самых главных в России XIX века людей… В «Вазир-Мухтаре» снимали короткую встречу в театре во время антракта. Пушкин и Грибоедов встречаются и останавливаются минуты на две. Знают друг другу цену, ревнуют к поэзии, а не к славе, а может быть, и к ней. Взаимная тяга, светский холодок, что сказать перед вечной разлукой?.. |