
Онлайн книга «Механизмы радости»
– Есть либеральные, свободно мыслящие кинотеатры с широкими проходами, колоссальными выходами и величественными, просторными уборными. В некоторых – огромное количество фарфора, там даже эхо собственного голоса может повергнуть вас в ужас. А есть киношки – ну прямо скупердяйские мышеловки с такими узкими проходами, что и дышать-то невозможно, коленями упираешься в передний ряд, а в дверь протискиваешься бочком, когда выходишь в мужской туалет в кондитерскую через дорогу. Каждый кинотеатр тщательно обследуют до, во время и после спринта, при этом учитываются все факторы. Только тогда судьи выносят решение, и время, показанное бегуном, признается хорошим или позорным, в зависимости от того, пришлось ли ему прокладывать путь сквозь смешанную толпу мужчин и женщин, или состоящую преимущественно из мужчин, или преимущественно из женщин, либо – что хуже всего – через сборище детей на утренних и дневных сеансах. Сложность тут в том, что всегда есть искушение косить детей, как траву, разбрасывая в стороны; поэтому мы прекратили подобную практику. Теперь соревнования проходят главным образом по вечерам здесь, в «Графтоне»! Толпа остановилась. Мерцающие огни кинотеатра искрились в наших глазах и золотили лица. – Идеальное помещение, – проговорил Фогарти. – Почему? – спросил я. – Проходы тут не очень широкие и не слишком узкие, выходы расположены удобно, дверные петли всегда смазаны, а зрители представляют собой достаточно однородную смесь из болельщиков и таких парней, которые не будут сторониться, если вдруг спринтер от переизбытка энергии чересчур быстро ринется по проходу. Вдруг мне в голову пришла мысль: – А вы… уравновешиваете силы своих бегунов? – Еще бы! Иногда мы меняем выходы, если старые уже слишком хорошо изучены. Или надеваем на одного летнее пальто, а на другого – зимнее. Бывает, сажаем первого парня в шестом ряду, а второго – в третьем. А то кто-нибудь окажется ужасно, прямо-таки необузданно проворен, и тогда мы нагружаем его самым тяжелым бременем из всех… – Выпивкой? – сказал я. – Чем же еще? Вот сейчас Дуна, так как он совершенно трезвый, надо дважды уравновесить. Нолан! – Тимулти вытащил из кармана фляжку. – Сгоняй быстренько внутрь, пусть Дун сделает два глотка, больших. Нолан исчез. Тимулти продолжал: – Поскольку Хулихан сегодня вечером уже побывал во всех четырех провинциях, то достаточно нагрузился. Теперь их шансы равны! – Хулихан, можешь заходить, – объявил Фогарти. – Пусть наши поставленные деньги будут тебе пухом. А мы через пять минут ждем тебя вон у того выхода – с победой! – Давайте сверим часы, – предложил Кланси. – Сверь мою задницу! – огрызнулся Тимулти. – Кроме как на грязные кулаки, нам смотреть не на что. Только у тебя одного, Кланси, есть часы. Хулихан, входи! Хулихан пожал всем нам руки, как будто отправлялся в кругосветное путешествие. Потом, помахав на прощание, скрылся во тьме кинотеатра. В тот же момент на улицу выскочил Нолан, держа в поднятой руке полупустую фляжку. – Дун уравновешен! – Отлично! Кланнери, пойди проверь соперников, убедись, что они сидят строго напротив друг друга в четвертом ряду, как договаривались, что кепки на головах, пальто наполовину застегнуты, шарфы надеты правильно. Потом возвращайся и доложи. Кланнери убежал в темноту. – А как же контролеры? – поинтересовался я. – Внутри, смотрят картину, – ответил Тимулти. – Тяжело ведь все время стоять. Они мешать не будут. – Уже десять тринадцать, – возвестил Кланси. – Через две минуты… – Старт, – сказал я. – Ты отличный мужик, – похвалил Тимулти. Наружу выскочил Кланнери: – Все в порядке! Сидят правильно, остальное тоже как надо! – Во, уже кончается! Это всегда слышно: в конце любой киношки музыка как с цепи срывается. – Ага, громче, – согласился Кланнери. – Артистка уже поет вместе с хором и оркестром. Надо бы завтра сходить посмотреть фильм целиком. Очень хороший. – А какая мелодия? – К черту мелодию! – перебил Тимулти. – Осталась одна минута, а они тут про мелодию!.. Делайте ставки. Кто на Дуна? Кто на Хулихана? Все затараторили, начали передавать туда и сюда деньги, главным образом шиллинги. Я достал четыре шиллинга: – На Дуна. – Даже не взглянув на него? – Темная лошадка, – прошептал я. – Отлично сказано! – Тимулти крутился во все стороны, отдавая распоряжения. – Кланнери, Нолан – в зал, следите за проходами! Хорошенько смотрите, чтобы никто не вскочил, пока не вспыхнет «КОНЕЦ». Кланнери с Ноланом убежали, радуясь, как мальчишки. – А сейчас все отойдите от выходов. Мистер Дуглас, стойте здесь, рядом со мной. Люди расступились, образовав живые коридоры у двух закрытых дверей. – Фогарти, приложи ухо к двери! Фогарти выполнил распоряжение. Глаза его расширились. – Музыка ужасно громкая! Один из парней Келли толкнул в бок брата: – Сейчас кончится. Тот, кто должен умереть, в этот миг гибнет. Остающийся в живых склоняется над ним. – А теперь еще громче! – сообщил Фогарти, приникнув головой к двери и шевеля пальцами, словно настраивая радиоприемник. – Во! Это уж точно заключительное та-та перед тем, как на экране появляется «КОНЕЦ ФИЛЬМА». – Приготовились! – скомандовал Тимулти. Мы все как один уставились на дверь. – Гимн! – Внимание! Мы застыли по стойке «смирно». Некоторые подняли руки, отдавая честь. – Кто-то бежит, – проговорил Фогарти. – Кто бы это ни был, он взял хороший старт… Дверь распахнулась. Появился Хулихан, улыбающийся так, как улыбаются только задыхающиеся победители. – Хулихан! – вскричали выигравшие. – Дун! – возопили проигравшие. – Где Дун? Действительно, Хулихан был первым, но его соперник вообще отсутствовал. Из кинотеатра на улицу уже вытекала толпа. – Может, этот идиот перепутал двери? Мы ждали. Толпа на улице вскоре рассосалась. Тимулти первым вошел в пустое фойе. – Дун? Но там никого не было. А может быть, заглянул кое-куда? Кто-то широко открыл дверь мужского туалета: – Дун? Ни ответа, ни звука. – Господи, а что, если он сломал ногу и валяется где-нибудь в зале в смертельной муке? |