Онлайн книга «Белая Дама Треф»
|
Александр Вербицкий встретился взглядом с Ириной Кардецкой. Он не смог произнести ни слова, а Ирина смогла. – Теперь вам понятна причина моего отказа? – спросила она очень спокойным голосом. Вербицкий кивнул ей точь-в-точь таким же образом, каким ему только что кивал полуголый Прокофьев. – Объясни ему детали, Никита, – опять сказала женщина и отпустила полы халатика, будто для того, чтобы Александр Ильич мог обозреть тело, которое досталось другому. Вербицкий только вознамерился стыдливо отвести глаза, но Ирина, поглубже запахнувшись, уже скрылась за дверью. Оставшиеся в комнате мужчины некоторое время молчали, сидя друг против друга. Наконец Никита разродился вопросом: – Саша, тебе детали нужны? Вербицкий в раздумье пожевал губами и ответил: – Скорее, объяснения. – Чего тут объяснять-то? – взвился вдруг Никита, вскочил с кресла, и махровая простыня упала на пол, обнажив не слишком привлекательную нижнюю часть компаньона Вербицкого. Александр Ильич невольно улыбнулся и произнес: – Вот скажи, Никитка, за что тебя бабы любят? Ты же страшный, как… я не знаю что… тощий, желтый, лысый, кривоногий, да еще и волосатый, как… орангутанг! Прокофьев, еще не отойдя от шока, пожал тощими плечами, а потом все же сказал: – Шут его знает! Может, за то, что я сам их люблю! – Прямо так вот всех и любишь?! – Ну… тех, кто находится в моей постели – обязательно! – А потом? – Потом? – Ну да… когда из постели выскакивать приходится – продолжаешь любить? Никита в раздумье почесал желтую залысину и ответил: – Видишь ли, Саша… Мои женщины… они долго помнят, как я их… одаривал… как говорил комплименты, как любил… ну… в постели, а потому прощают все остальное… – То, что ты их бросаешь? – Я не бросаю. Я просто не женюсь на них, а если какая-нибудь опять захочет провести со мной ночь – я никогда не отказываю. – Я начинается второй круг великой ночной любви? – Ага, начинается… – Ты – самый гнусный и циничный бабник из тех, с кем мне доводилось встречаться, – усмехнувшись, заявил Вербицкий. Прокофьев широко улыбнулся, обнажив неровные, крупные, желтые, как залысины, зубы, сказал: – И тем не менее эти самые бабы меня почему-то любят. – Ирина – не баба! – резко бросил ему Вербицкий. Никита тут же перестал улыбаться и очень серьезно сказал: – Да, Ирина – не баба… Ирина – это Ирина… – Что ты этим хочешь сказать, черт возьми!! – рявкнул Александр Ильич. Прокофьев обернулся простыней, как римской тогой, и торжественно произнес: – Кажется, я на ней женюсь, Саша. – Чего-чего?! – Вербицкий посмотрел на него с ироничным прищуром. – Ты?! Женишься?! С какого перепугу?! – Не с перепугу, а… кажется… по любви, в общем… Александру хотелось еще сильнее прищуриться и уже не иронично, а как можно ядовитее повторить: «Чего-чего?!» – но вдруг он понял, что Прокофьев не шутит. У банкира тут же мелко задрожало колено больной ноги, и он вынужден был положить на него ладонь, чтобы успокоить его предательское трепыхание. Проглотив вязкий ком, который неизвестно откуда взялся у него во рту, Вербицкий проговорил жалким чужим голосом: – Так она ж блондинка… – Блондинка… – эхом отозвался Никита. – А ты любишь брюнеток… – Брюнеток… – Так чего же вдруг поменял ориентацию? – Кто его знает… Поменял, в общем… Говорю же – любовь… кажется… – Так, может, только кажется? – схватился за соломинку Вербицкий. Прокофьев поднял на него свои огромные вишневые глаза, и банкир вдруг понял, что только за них и можно влюбиться в Никиту. Понял, но принимать этого в сердце не хотел, а потому крикнул: – Да ты посмотри на себя в зеркало, Никитка! Ты же чистое страшилище! Козлоногий сатир! – Знаешь, Саша… Я ради Ирины готов был бы перекроить себя, наподобие Джексона… Хотел даже узнать адрес клиники, где Васька уродовался, но… В общем, все дело в том, что она… то есть Ирина, принимает меня в таком виде, в каком я вот тут перед тобой сижу… почти что голый и… действительно жутко страшный… – Да в чем же дело, Никитка?! – с горечью воскликнул Александр Ильич. – Неужели я не замечаю, что давно воспринимаюсь женщинами ветхим стариком?! – Да не в том дело, Саша! Ты до сих пор мужик – хоть куда! Ну… если и не Голливуд, то какая-нибудь наша киностудия – точно отдыхает… – Тогда объясни, как так получилось, что ты увел у меня из-под носа женщину? – Откуда я знаю! Может, все дело в том, что я как увидел ее в новом имидже у Ярушевичей, так сразу и влюбился! А ведь ты нет… – Что «нет»? – Ты ведь не влюбился? – А кто ей этот новый имидж организовал? – ушел от ответа Вербицкий. – Ты лучше ответь на мой вопрос, Александр Ильич: ты любишь Ирину? – Я… я не знаю… возможно… – Что и требовалось доказать. Некоторые женщины… такие, как Ирина… они чуткие… Им любовь подавай, а не содержание… – А что с ней будет, когда ты ее бросишь, как бросал всех своих баб?! – опять взревел Вербицкий. – Она уже не девочка, и тылов у нее за спиной нет! Один сыночек – почти законченный наркоман чего стоит! И еще этот… который бармен Вадик, такой же гнусный бабник, как, собственно, и ты сам! Никита усмехнулся и, пропустив мимо ушей бармена Вадика, спросил: – А ты, выходит, хотел обеспечить ей тыл? – Не вижу в этом ничего плохого! – Плохого, конечно, ничего нет… Но я в дополнение к тылу, который тоже вполне могу обеспечить, буду еще и любить ее, Саша… сильно любить… И эту мою любовь она уже сейчас чувствует… А Вадику надо всего лишь пару раз дать в зубы – и всего делов… – А я спросил, что будет, когда твоя так называемая любовь закончится? – Она не закончится… Я ждал эту женщину всю жизнь… Может, потому и не женился… – Как трогательно! Слезу вышибает! Прямо индийское кино! – Думай что хочешь… Вербицкий больше не сказал ничего, встал с дивана и, припадая на одну ногу сильнее, чем обычно, пошел к выходу. – Мне освобождать кабинет в «Континентале»? – ударило его в спину. – Дурррак! – пророкатал Александр Ильич и вышел из комнаты. Положив руки на руль своей машины и не трогаясь с места, Вербицкий на некоторое время выпал из реальности. Он даже ни о чем особенном не думал. Так… летали в мозгу какие-то обрывки воспоминаний, видения, образы… И в конце концов из них, как из мозаичных кусочков или новомодных паззлов, сложился образ единственной женщины, которую одну только он и мог любить. Конечно, Никита прав. Он, Александр Вербицкий, не любил Ирину Кардецкую точно так же, как ни одну другую женщину до нее. С другими он проводил время, тешил свое тело, удовлетворяя сексуальный голод, но продолжал любить одну лишь свою жену Галочку, с которой, кстати говоря, и не разводился. Поскольку жениться ни на ком он не собирался, развод как юридическая процедура ему не требовался. Гале, видимо, тоже, поскольку за все годы разлуки она так и не дала о себе знать и развода ни разу не потребовала. |