Книга Девочка и мальчик, страница 33 – Мортен Браск

Ее лоб покрылся испариной.

– Мне не вдохнуть как следует.

– Может, ты перетянула грудь?

– Нет, дело не в этом.

В больнице Майе перевязали грудь, чтобы остановить лактацию. Перевязали туго, и медсестра сказала, что, возможно, будет больно, но в течение нескольких дней молоко перестанет вырабатываться.

Майя все еще лежит на скамейке. К платформе подходит поезд, из него выходят пассажиры, другие входят, пронзительный свисток, закрытие дверей.

– Может, немного ослабить тебе перевязку? – спрашиваю я.

– Нет.

– Почему ты отказываешься?

– Потому что не надо.

– Я могу сейчас ослабить, а потом опять затянем потуже.

Она открывает глаза.

– Зачем ты это говоришь?

– Что ты имеешь в виду?

– Зачем ты все время говоришь, что нужно ослабить перевязку?

– Потому что очевидно, что тебе тяжело дышать, когда так туго все затянуто.

Она снова закрывает глаза.

– Мне уже лучше.

– Полежи еще.

– Нет, я хочу идти дальше.

К перрону подходит следующий поезд. Мне видно его красные очертания сквозь ветки кустов. Опять голос в динамиках, открывающиеся двери. Я вспоминаю, каково это было – входить в поезд, когда я был маленький, вспоминаю эту зияющую щель между краем платформы и подножкой вагона, там внизу была темнота. Я боялся этого провала. Он был не такой большой, и я вполне мог через него перепрыгнуть, но, когда надо было садиться в поезд, папа всегда следил, чтобы я шел впереди, и как раз в ту секунду, когда мои ноги отрывались от перрона, я не мог не глянуть вниз и успевал почувствовать сосущее дыхание темноты. Я представлял себе, что было бы, прыгни я недостаточно далеко. Я мог не допрыгнуть до подножки, и моя нога соскользнула бы в это зияющее пространство. Я представлял, как меня утаскивает вниз, под поезд, как этот черный провал забирает меня. Представлял себе, что исчезаю, просто-напросто исчезаю.

Я обнимаю Майю.

– Оставь меня.

– Прости.

Мы поднимаемся по ступенькам наверх, на улицу Годтхобсвай.

– Погуляем еще? – спрашиваю я.

– Нет.

– Тебе все еще нехорошо?

– Голова кружится.

Мы возвращаемся на нашу площадь. Там на скамейках сидят люди. Молодежь пьет на солнышке пиво, мы пересекаем площадь, подходим к столикам перед рестораном. Там довольно много посетителей, официанты снуют между ними, исчезая в ресторане. Я высматриваю Николо. Он сидит внутри за столом, заваленном бумагами. Изучает документы, не думаю, что он замечает, как мы проходим мимо.

Майя ложится на диван. Пот льет с нее градом, она дышит с большим усилием. Я приношу ей воды со льдом. Она быстро выпивает стакан. Кубики льда позвякивают о стекло. Выпив три стакана, она откидывается назад, на диванные подушки.

– Мне не нравится, что ты такая горячая, – говорю я.

Я открываю окна, чтобы создать в гостиной какое-то движение воздуха. У нас где-то есть вентилятор, но я не помню, куда мы его зарыли, он где-то в каморке под крышей.

– Так получше?

Она не отвечает.

– Может, тебе что-то нужно?

– Да. Чтобы ты оставил меня в покое.

Я выхожу на кухню сделать еще воды со льдом. Вернувшись, я вижу, что она сидит на диване и снимает с себя блузку. Пытается снять перевязку.

– Дай я помогу, – говорю я.

– Нет.

– Да дай же я сделаю.

– Ты можешь, наконец, заткнуться?

Она предпринимает несколько попыток снять перевязку, но ей не достать до того места на спине, где крепятся концы. Она прекращает попытки. Я разматываю бандаж, сворачиваю его в трубку. На нижнем слое засохли желтые пятна молозива. Грудь выглядит уже не такой опухшей, лактация, видимо, прекратилась.

– Так лучше?

Она часто дышит, слишком часто, отчаянно ловя воздух.

– У меня не получается вдохнуть, – говорит она.

– Попробуй задержать воздух в легких, дыши глубже и не выдыхай.

– Я так и делаю.

– Каждый раз, как вдыхаешь, задерживай воздух.

Она пытается, но дышит поверхностно, выталкивая воздух короткими выдохами.

– Я задыхаюсь, – говорит она.

Дыхание становится еще более учащенным.

– Майя, у тебя паническая атака. Дыши как можно глубже.

Она делает короткие поспешные вдохи через нос.

– Не получается.

– Открой рот и дыши глубже.

– Не могу, – кричит она.

Я стаскиваю ее с дивана и волоку к открытой двери в сад. Поддерживаю ее сзади, дышу вместе с ней, глубоко, равномерно, медленно, заставляя ее дышать в моем ритме. Первые несколько секунд она задыхается, потом дыхание выравнивается.

Я все еще обхватываю ее сзади.

– Меня немного беспокоит, что ты горишь, – говорю я.

Она вся в поту. Пот струится у нее из-под волос по спине. Убедившись, что она окончательно успокоилась, я веду ее в ванную. Включаю воду, помогаю ей снять брюки и трусы и обмываю ее холодной водой. Она снова начинает дышать прерывисто и учащенно.

– Дыши медленно, Майя, медленно, – повторяю я.

– Я странно себя чувствую.

– Это из-за того, что у тебя учащенное дыхание, дыши медленнее, как ты только что делала.

Неожиданно она падает прямо на выложенную плиткой стену. Я подхватываю ее, но она сползает вниз, мне ее не удержать, пальцы скользят по коже. Она падает. Я успеваю поймать ее голову, прежде чем она ударится об пол.

Отношу Майю на диван. Проходит почти минута, прежде чем сознание возвращается к ней.

– Ты упала в обморок.

Она пристально смотрит на меня. Я вижу, что ей страшно.

– Что с тобой происходит? – спрашиваю я.

– Не знаю.

– Ты можешь описать словами, что ты чувствуешь?

– Боль вот тут, как такие проколы.

Она прижимает к груди два пальца.

– Ты думаешь, это что-то серьезное?

– Не знаю.

– Давай я позвоню дежурному врачу.

– Да, да, так будет лучше всего.

Мне отвечает чей-то голос. Рассказываю врачу, что случилось. Он спрашивает меня, умею ли я оказывать первую помощь, записывает возраст Майи, спрашивает, бывало ли такое раньше, затруднено ли сейчас дыхание, постоянно ли она чувствует боль в груди, нет ли боли в руках. Я спрашиваю Майю и передаю врачу ее ответы.