Онлайн книга «Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта»
|
Коля Убей Мозги оторвался от кости и зарычал погромче. – Чего он говорит-то? – тихо спросила Малаша. – К сожалению, неандертальский язык полностью утрачен, – сделал совсем скорбное лицо Вадим, – и реконструкции не поддается. Но Коля считает, что это еще не причина говорить по-кроманьонски. Правильно, Коленька? Артист рыкнул одобрительно. – Чтобы справиться с этой проблемой, Коля решил отказаться от любой речи, кроме звуков, прямо выражающих чувства. И тут мы подходим ко второму и главному смыслу акции. Задача – не просто рычать и грызть кости, но вернуться через эти действия к чистоте эмоций забытых предков. К той чистоте, которая позволит нам примириться с их вынужденным бессердечием. В конце концов, родителей не выбирают. Бесполо замолчал. Все остальные тоже молчали и смотрели – но уже не на Колю, а на арт-директора, ожидая его приговора. – Н-да… – почесал затылок Синькин. – С одной стороны, перф непростой. Для народа сложновато. А с другой – что ж, рычать так рычать. Я вообще считаю, что рычать – это правильно. Рык, он прямо до сердца доходит. Короче, пришли концепцию. А место в проекте мы тебе всяко найдем, ты мне понравился. Коля Убей Мозги спрятал кость в нагрудный карман френча и вполне осмысленно кивнул. – Ну а ты, Малашенька, чего состряпала? – обратился Кондрат к единственной даме. – Опять что-нибудь с кровью испекла? – Обойдешься, – усмехнулась художница. – Кровь теперь неактуальна. А вот насчет еды – угадал. Синькин задал свой вопрос неслучайно. Когда-то давно, еще до сожительства с Бедой, Малаша прославилась кулинарными шоу. На одном из концертов ХУШО она предложила зрителям отбивные с кровью, причем отбивные были свиные, а кровь – ее собственная. – Короче, проект политический. Называется «Пироги со смертью. XXI век», – объявила Малаша. – Открываем компромат-пирожковую на местную элиту. Компромат подаем в готовом виде. Уличающие госслужащего документы оборачиваются в полиэтилен и запекаются в пироги с зеленым луком, яйцом и печенью. Пирожковая открыта для всех: жрите на здоровье. Но цены нехилые, и есть условие: купленное съедается только на месте, с собой не заворачиваем. На всех продуктах, как положено, написан срок годности. Просроченные беляши выбрасываем шакалам, то есть журналистам. – Ты прости, Малашенька, я чего-то не догоняю. Значит, чиновники на глазах у всех станут жевать компромат на самих себя? – спросил Прудоморев. – Но ведь это все равно что явиться с повинной, разве нет? – Сами они, ясный буй, ничего есть не станут и на выставку не придут. А вот едоков за себя наймут. Если поверят, что пироги того стоят. – А документы-то у тебя есть? – Документы – это к нему, – показала Малаша на Синькина. Все снова обернулись к шефу. – Между прочим, все правильно, – сказал тот. – У нас губернатор сам призывал на себя компромат собирать. Полная, говорит, полупрозрачность. Но все это, конечно, только в долговременный план годится. В самый долговременный. Туда возьмем обязательно. Пусть жулики и воры лишатся покоя. Пусть не спят, думая о том, что в случае краха новой культурной политики им предстоит питаться в пирожковой. Молодец, Малашка! Ясно изложила и даже не выругалась ни разу, я фигею. Что, больше нет идей? Тогда я скажу. Все, что вы предложили, очень хорошо. Попадает почти в десятку. Подчеркиваю: почти. То есть хорошо, но не отлично. Животные, рык, жратва, зверский стиль – все верно. Ну а последнее усилие сделать слабо? Общий знаменатель найти? С учетом специфики места? Синькин замолк и, откинувшись на троне, обвел сотрудников арт-центра хитрым взглядом. Все молчали. – «Рус-ско-е мед-вежь-е», – медленно, будто ощупывая языком эти странные звуки, произнес Кондрат. – Понимаете? Судя по лицам, никто ничего не понял. Только Азефушка Прудоморев, уловив слово «русское», одобрительно кивнул, погладил бороду и сделал вид, что задумался. – Короче, слушайте, – заговорил арт-директор. – В Прыжовском крае медведей больше, чем в Европе правозащитников. И все это богатство пропадает зря. Некому наших мишек воспеть, некому прославить, некому для потомства память о них сохранить. Даже нарисовать их теперь некому. Рисовальщиков-то не осталось. Вы же только стенки подпирать умеете. А мы сделаем большую тематическую выставку исключительно про них. Мишки во всех видах. Все, что связано с русским медведем. Теперь ясно? – Ясно, – кивнул Бесполо. – Двухходовка: сначала тут нашуметь, а потом отправить на экспорт. Ребрендинг России. Русский медведь – продукт проверенный, надо ему только имидж поменять: был агрессивный, станет добродушный. Так? – Умный ты, Вадя, прямо загляденье, – одобрил Кондрат. – Все так, скрывать нечего. Мастерим выставку с прицелом на европейские гастроли. Сколько мы тут продержимся, пока ни фига не понятно. Завтра могут снять губера, или у него перещелкнет в голове. Значит, надо подстелить соломки. Готовим продукт для внешнего и внутреннего потребления. Из этого и будем исходить. А теперь – брэйнсторм! Кратко и быстро – все, что связано с мишками. Поехали! Мозговой штурм был для ХУШО привычным делом, им обычно заканчивалось каждое собрание. Проекты посыпались один за другим: – Скульптуру медведя из бабла поставить! – Ты рухнул? Тогда точно гражданская война начнется. – Пусть мишка по местному телевидению программу ведет. «Телемедведущий». – Да они и так уже все медведущие… – Нет, правильно, пусть ведет! А еще лучше парочка, он и она. – «Целующиеся медведи»! – Было! – А может, не только целующиеся? – Эй, посерьезней! – прикрикнул Кондрат. Хушисты примолкли. – А может, город переименовать? В честь тотема? – подал кто-то мысль. – А что, – заметил умный Вадим, – вот центр Фаюмского оазиса в Древнем Египте назывался Крокодилополь. А у нас мог бы быть Медвежополь. – Да… Идея хорошая, но звучит как-то… Снова замолчали. – Пускай медведь икру мечет, – прервала молчание Малаша. – Красную и черную. Допустим, бурый медведь – красную, а белый – черную. Чего вылупились? На экспорт так на экспорт. И о несправедливости говорит. Одним икра, а другим… – Малаш, а каким местом он метать будет? – А тем самым! – Эй, посерьезней! – снова прикрикнул Синькин. – Ни медведь из бабла, ни медведь с икрой не катят. Дорогие проекты делать нельзя, потому что местный зритель в любом случае будет думать только об одном – сколько мы убили на эту хрень народных денег. Проще давайте! Теперь художники замолчали надолго. – Можно сделать серию картин «Наши», – предложил наконец Вадим Бесполо. – Копии или просто репродукции классических полотен. И в каждую внедрен медведь. Ну, с бурлаками баржу тащит, с казаками в обнимку стоит, пока они пишут письмо султану… |