Книга Сказание о Доме Вольфингов, страница 173 – Уильям Моррис

– Доброго дня тому, кто здесь есть! Не поговорит ли кто с гостем?

Но никто не ответил ему, никто не поздоровался с пришлецом, и когда глаза юноши привыкли к сумраку, огляделся он по сторонам и ни души не углядел ни на полу, ни на возвышении, ни у очага; и царило в зале безмолвие, только потрескивали дрова в пламени, да крысы шуршали за обшивкой стен.

По одну сторону залы рядком выстроились откидные кровати, и подумал было Халльблит, что там могут обнаружиться люди; но поскольку никто не приветствовал его, юноша не стал обыскивать постели, опасаясь ловушки, и подумал про себя: «Останусь на открытом месте, и ежели найдётся охотник со мною переведаться, будь то друг или враг, пусть сам сюда идёт!»

И принялся Халльблит расхаживать по зале взад и вперёд, от кладовой до возвышения, и доспехи его и оружие гремели и бряцали при каждом шаге. Наконец показалось юноше, что слышит он тонкий и пронзительный брюзгливый голос, который, однако же, чересчур низок для крысиного писка. И остановился Халльблит, и замер, и молвил:

– Не заговорит ли кто с Халльблитом, чужаком и пришлецом в здешнем Дворе?

Тут тот же самый пронзительный голос выговорил такое слово:

– Зачем ходит дурень бесцельно взад и вперёд по нашему дому, в точности как вороны с карканьем порхают над скалами, дожидаясь тинга мечей и бряцанья жёлтых клинков?

Ответствовал Халльблит, и голос его загремел в зале:

– Кто называет Халльблита дурнем и насмехается над сынами Ворона?

Отозвался голос:

– Почему не подойдёт дурень к тому, кто сам к нему подойти не в силах?

Тут Халльблит подался вперёд, чтобы лучше слышать, и показалось юноше, что голос доносится с одной из откидных постелей, засим прислонил он копьё к столбу, и подошёл к примеченной кровати, и увидел, что лежит там человек, с виду до крайности дряхлый и весьма изнурённый, и длинные волосы его, белые, как снег, разметались по постели.

Завидев Халльблита, рассмеялся старец пронзительным, надтреснутым смехом, словно с издёвкой, и молвил:

– Привет тебе, чужак! Поешь ли?

– Поем, – ответствовал Халльблит.

– Так ступай в кладовку, – велел старик, – там, на полках, отыщешь ты пироги, и творог, и сыр; ешь на здоровье, а когда утолишь голод, пошарь в углу, и найдёшь бочонок отличного мёда, и там же ковчег и две серебряных чаши; наполни ковчег и неси его сюда с чашами вместе; а тогда потолкуем мы за добрым напитком, что хорош для старца. Поспешай же! – а то сочту я тебя вдвойне дурнем, который и за едой-то не додумается сходить, хотя и голоден.

Тут рассмеялся Халльблит, и пересёк зал, и заглянул в кладовую, и отыскал снедь, и утолил голод; и вернулся с напитком к Убелённому Сединами, что, завидев гостя, прищёлкнул языком и молвил:

– Теперь налей себе и мне, и скажи мне тост, и пожелай мне чего-нибудь!

– Желаю тебе удачи, – молвил Халльблит, осушая чашу.

Откликнулся старец:

– А я желаю тебе ума поболе; неужто кроме удачи и не пожелаешь мне ничего? Ну, какая удача у одряхлевшего старика?

– Ну что ж, – отозвался Халльблит, – так чего тебе пожелать? Уж не молодости ли?

– Да, всенепременно, – ответствовал Убелённый Сединами, – её и ничего другого.

– Стало быть, желаю я тебе молодости, ежели тебе это поможет хоть в чём-то, – отозвался Халльблит, осушая вторую чашу.

– Нет, нет, – заворчал старец недовольно. – Выпей третью чашу и пожелай мне молодости, не добавляя к тому лишних слов.

И воскликнул Халльблит, поднимая чашу:

– Пью за то, чтобы возвратилась к тебе молодость! – и выпил до дна.

– Хорошо твоё пожелание, – похвалил старик, – а теперь спрашивай у преклонных лет мужа, чего хочешь.

Молвил Халльблит:

– Как зовётся эта земля?

– Сынок, – отвечал Убелённый Сединами, – или не слышал ты, что землю эту называют Островом Выкупа?

– Да, – отозвался Халльблит, – но как ты назовёшь её?

– Этим же именем и назову, – заверил старик.

– Далёко ли до других земель? – спросил Халльблит.

– Да, – откликнулся старик, – когда ветра легли, и неспешно идут корабли.

– А чем занимаются люди острова? – спросил Халльблит. – Чем живёте вы, чем промышляете?

– Разным промышляем, – отозвался старик. – Но самое прибыльное дело – грабёж да разбой.

– Это вы похитили у меня Заложницу из клана Розы? – спросил Халльблит.

Отвечал Убелённый Сединами:

– Может быть; я про то не ведаю; чем только не торгуют сородичи мои, в каких только землях не бывают! Почему бы и в Кливленд им не сплавать?

– Она на Острове, ты, старый мерзавец? – вскричал Халльблит.

– Она не на Острове, ты, юный глупец, – ответствовал старик.

Тут вспыхнул Халльблит и молвил:

– А не знаком ли тебе Крошка Лис?

– Как же незнаком, – отозвался Убелённый Сединами, – коли он – сын одного из моих сыновей?

– Назовёшь ли ты его лжецом и плутом? – вопросил Халльблит.

Рассмеялся старец.

– Дурнем был бы я в противном случае, – ответствовал он. – Мало найдётся на свете лжецов и плутов, что превзошли бы Крошку Лиса!

– Он здесь, на Острове? – спросил Халльблит. – Нельзя ли мне с ним повидаться?

Снова рассмеялся старик и ответствовал:

– Нет, не здесь он, разве что порядком поглупел со вчерашнего дня; для чего ему дожидаться твоего меча, ежели исполнил он то, что нужно, и привёз тебя сюда?

Долго хохотал он надтреснутым смехом, вроде как курица квохчет, а отсмеявшись, молвил:

– Не хочешь ли чего ещё спросить?

Но Халльблит к тому времени весьма разозлился.

– Вижу я, что спрашивать бесполезно, – отозвался он. – Так вот я думаю: убить ли тебя или нет?

– То деяние, достойное Ворона, но не мужа, – ответствовал старец, – а ты к тому же пожелал мне удачи! Ты спрашивай, спрашивай!

Однако надолго приумолк Халльблит. Тогда молвил старик:

– Ещё чашу за алчущего молодости!

Халльблит наполнил чашу и вручил недужному, и выпил старик, и снова заговорил:

– Ты полагаешь, что на Острове Выкупа лжецы все до единого, ибо провёл тебя Крошка Лис: но здесь ты не прав. Крошка Лис – наш главный плут, он исполняет за нас бо́льшую часть такого рода работы; потому зачем лгать остальным? Ты спрашивай, спрашивай!

– Хорошо же, – отозвался Халльблит, – почему предал меня Крошка Лис и по чьей воле?

Ответствовал старец:

– Я знаю, но тебе не скажу. Сочтёшь ли слова мои ложью?