Книга Зависимый мозг. От курения до соцсетей. Почему мы заводим вредные привычки и как от них избавиться, страница 44 – Жадсон Брюер

Все мы помним из детства дворовых или школьных задир, даже можем вызвать в памяти их лица. Но обычно таких хулиганов было не больше одного-двух. Возможно ли, что анонимность и масштабность распространения социальных сетей и приложений породили огромное количество виртуальных хулиганов? В интервью ведущему телевизионного ток-шоу Конану О’Брайену 20 сентября 2013 года комик Луи Си Кей мудро заметил по поводу смартфонов:

В главе 2 мы рассматривали притягательность мобильных устройств и ту легкость, с которой мы «подсаживаемся» на них путем подкрепления этой привычки различными путями, совершая самонаправленные действия (выкладывая селфи или размещая информацию о себе в интернете). Однако Луи Си Кей, похоже, имеет в виду еще кое-что. Некоторые особенности общения при помощи смартфонов, такие как отсутствие личного контакта, могут оказывать влияние на нашу жизнь, фундаментальным образом формируя нашу модель обучения взаимодействию с другими людьми. Анонимные социальные приложения являются наиболее затягивающими. В духе простых принципов Скиннера они обеспечивают все удовольствия от вознаграждения, но при этом не предполагают никакой ответственности (отрицательного подкрепления). А поскольку мы не можем со всей полнотой оценить результаты своих действий, у нас появляется субъективная установка стремиться к такому типу вознаграждения и закрывать глаза на вред, который мы можем кому-либо нанести.

В предисловии к книге «Второй Уолден» Скиннер пишет: «Хорошие межличностные отношения зависят в том числе от мгновенных выражений порицания или критики, которые опираются на простые правила или нормы поведения» (xi). Школы могут наказывать учеников за хулиганство, а социальные приложения — ограничивать для них доступ, однако такого рода санкции могут лишь подзадорить непокорных подростков. Не забывайте: незамедлительное получение награды играет важную роль в процессе обучения на основе вознаграждения. Мы получаем мгновенную награду (баллы в Yakarma), когда другие участники плюсуют наши посты. Наказание же в виде временного отстранения от школьного обучения или чего-то подобного наступает лишь спустя какое-то время после того, как мы насладились вознаграждением. А запрет на использование приложений попадает в разряд когнитивного (или какого-либо другого) контроля: даже если мы знаем, что нельзя держать телефон включенным во время лекции, в моменты слабости мы ничего не можем с собой поделать, будучи зависимыми от приливов приятного возбуждения, рождаемого возможностью посплетничать.

Описывая принципы обучения на основе вознаграждения, Скиннер говорил и о нормах поведения, отличающихся от общепринятых. Он утверждал: для того чтобы наказания были эффективны — чтобы они правильно ассоциировались с породившими их действиями, — они тоже должны быть незамедлительными. Так, например, у многих ли из нас есть друзья, которых родители в детстве застукали за курением и заставили выкурить десять сигарет подряд? Поскольку никотин — это яд, то чем больше сигарет мы выкурим до того, как наш организм успеет привыкнуть к такому количеству, тем громче он будет сигнализировать нам: «Опасное поведение! Прекратить! Прекратить!» Мы испытываем тошноту и рвоту (часто многократную), так как наш организм настойчиво требует, чтобы мы прекратили свои действия.

И это к счастью для нас и наших родителей! Если у нас закрепится ассоциация с подобным наказанием, то в следующий раз при виде сигареты мы, скорее всего, ощутим тошноту, которая послужит нам предупреждением, — ведь наш организм ожидает именно такой реакции на курение. Аналогичным образом «Антабус», лекарственный препарат для лечения алкоголизма, вызывает эффект, чем-то напоминающий мгновенное похмелье. Точно так же можно было бы ввести немедленное наказание за травлю или злословие в интернете. Однако является ли создание дополнительных норм, будь то общие правила или мгновенное наказание, наилучшим решением проблемы?

Самонаправленный праведный гнев

В 2010 году я отправился на месячный безмолвный ретрит с целью усовершенствования и возможной стабилизации выполнения конкретного вида медитативной практики (джхана). Ею можно заниматься часами, если делать ее правильно. На протяжении двух лет до этого я читал о данной практике и пытался научиться ей под мудрым руководством моего преподавателя, Джозефа Гольдштейна. Как и в случаях с другими типами концентрации, при ее выполнении необходимо создать условия, которые позволят возникнуть состояниям джханы. Считается, что одним из этих условий является устранение или временная приостановка таких состояний разума («помех»), которые могут нам воспрепятствовать, включая приятные фантазии и гнев. Для меня это было актуально. Как я убедился во время своего ретрита в предыдущем году, каждый раз, когда я зацикливался либо на грезах наяву, либо на гневных мыслях, я, по сути, сосредоточивался на себе и мысленно отдалялся от объекта, на котором пытался сконцентрироваться. Я слышал, что практика джханы еще более чувствительна к такого рода помехам. Всего один небольшой шаг в неверном направлении — и человек снова возвращается к своим сложившимся мысленным паттернам, после чего ему приходится воссоздавать исходные условия с нуля.

В то время, когда я собирался начать ретрит, у меня были некоторые проблемы на работе. Мы не слишком хорошо ладили с одной коллегой, назовем ее Джейн. Не буду вдаваться в подробности (хотя посплетничать так приятно!), скажу только, что злился каждый раз, когда вспоминал о ней. Во время каждой такой практики я вел дневник, и в начале этого ретрита в моем дневнике ежедневно появлялись записи о Джейн (причем многие фразы были подчеркнуты). В этот раз я уединился в очень тихом красивом месте. Все физические условия были идеально благоприятными для концентрации. Однако на душе у меня было неспокойно. Каждый раз, когда я вспоминал о своей коллеге, я начинал прокручивать в голове бесконечные варианты ситуаций, в которых я вел себя с ней так или иначе, и в процессе этих размышлений меня охватывал все больший гнев. Разумеется, поскольку это были мои мысленные варианты, я чувствовал обоснованность своего гнева, ведь Джейн так некрасиво вела себя со мной и требовала слишком многого от меня. Я тратил уйму времени, чтобы вырваться из этого засасывающего болота мыслей, и еще больше — чтобы потом успокоиться.

Это неприятное состояние заставило меня вспомнить один из отрывков Палийского канона: «О чем [человек] часто размышляет, к тому и становится склонен его разум» ^[86]. Как бы сказал Скиннер, гнев стал моей привычкой. Я словно забуксовал и с каждым прокручиванием колес все больше увязал в песке.